Боги Лавкрафта

Амелия рассмеялась.

– Это неразумно.

– Потому что не подпадает под наше понимание логики. Оно хочет того, чего мы не можем понять. Чего-то, не имеющего совершенно никакого значения в нашем понимании. Полная безнадега.

– Этот интеллект посылает нам те знания, которые угодны ему, – продолжила Амелия. – И только потому, что они наполняют нас ощущением поражения. И еще – кто может сказать, что это знание подлинно? Оно может быть рождено его силой. Оно поражает разум, заставляет тебя представлять именно то, что нужно ему. Ты можешь в известной степени контролировать его, но, чем ближе подходишь к нему, a сейчас оно, наверное, у нас под ногами, тем крепче становится его сила. Мы должны решить не позволять ему побеждать нас негативными мыслями и неприятными откровениями, потому что все они могут оказаться проекциями, а не реальностью.

– Ну, хорошо, – проговорил Гэвин. – Хорошо. Мы не сдадимся, не позволим ему победить.

Немного передохнув, они против желания уснули. На них навалился сон – тяжелый, подобный наркотическому. Они пытались сопротивляться, но сон победил, и они все равно уснули и видели сновидения. Им виделась великая тьма, поднимавшаяся, чтобы окутать их, поглотить, утащить вниз, разжевывая плоть и высасывая души, утягивая эти малые искорки жизни в жуткую вечность, куда более страшную, чем тот мир, в котором они находились.

Проснувшись, они не увидели другого решения своей проблемы, кроме как продолжать поиски, намереваясь найти и убить эту тварь, которая копошилась в их мозгах. Таков был план: найти и убить. У них были при себе пистолет и топор, кроме того, у Гэвина в кармане лежала ракетница с ракетами к ней. Они намеревались сопротивляться, a это означало, что шанс у них все-таки есть.

Перед ними лежала неправильная путаница извилистых коридоров, местами ее пронзали столбы света, пробивавшиеся сквозь прорехи в кровле, и солнце тогда озаряло стены и залы, позволяя видеть их внутренность. Выбрав один из ходов, они последовали по нему. Ход сделался узким и низким, так что для того, чтоб выбраться из него, им пришлось какое-то время ползти на руках и коленях, пока тоннель не привел их в просторный зал. Запах, подобный вони всех смертей и тлена, хлынул навстречу им горячей и удушливой струей. Захваченного им Гэвина вырвало на стенку.

– Надо было обойти это место, – проговорил он, утирая рот.

– Как бы не добавить к нему, – высказалась Амелия.

Закутав шарфами носы и рты, они последовали дальше. Широкий поначалу коридор стал сужаться. Трупная вонь становилась сильнее. Они вновь попали в тесные ходы и продолжили путь, не ища ничего в частности, но просто исследуя.

Наконец они пришли к большому провалу, широкому, глубокому и полному зловония, однако освещенному падавшим сверху сквозь трещины светом. Над ямой, на шарфе, привязанном к какому-то сухому шлангу, висела женщина, облаченная в брюки хаки и кожаную куртку. Она была в летном наряде, на голове оставались очки, на черепе туго сидел кожаный шлем с наушниками. Кожа ее пожелтела, шея вытянулась. Плоть уже начинала гнить, разложению способствовал горячий пар, поднимавшийся из ямы под ее ногами. Ноги женщины болтались над вонючей пустотой, один ботинок уже соскальзывал с разложившейся ноги, готовясь упасть в яму.

– Летчица, – прокомментировал Гэвин. – Иначе быть не может. Каким-то образом она добралась досюда, и испытание оказалось ей не по силам. Она чувствовала то же самое, что и мы, ощущала это мерзкое присутствие, эту силу… Рядом с ней не оказалось человека, способного поддержать ее, поделиться силой. Она была одна, и она вышла из игры.

Кивнув, Амелия заглянула в яму.

– А это что?

Света было уже слишком мало, только над головой еще кое-где светились золотые щели, так что, вставив патрон в ракетницу, Гэвин выстрелил вниз. Ракета вспыхнула ярким светом, потом ударилась обо что-то и рассыпалась красными искрами. Яма была полна почерневшего мяса, гнилых потрохов и всякой требухи.

Лицо Амелии медленно побелело.

– Что такое? – спросил Гэвин, глядя на нее в разгоревшемся свете ракеты.

– Я прикинула ситуацию, Гэвин, и она хуже, чем мы предполагали. Это не здание. И это не город. И над нашими головами не трубопроводы, а вены или артерии. Там, внизу, – послед. Мы находимся внутри высыхающего трупа. Огромного такого моллюска. Разве ты этого не видишь, Гэвин? Там, внизу – матка… звездоголовые твари, они рождаются здесь. Погляди вокруг… здесь нет никаких коридоров. Мы шли артериями, через камеры для органов. Пусть они и не человекоподобны, однако в них помещаются органы. A это – родовой канал, а там, внизу, матка. Кости мы видели снаружи, они извергнуты из пищеварительной системы, выброшены наружу, на землю, где время и холодные ветры высушили их. Кости людей и всяких прочих созданий, закончивших здесь свою жизнь. Эти звездоголовые, они соединяются и растут, на какой-то стадии отвердевают и более не разъединяются, после чего рождают потомство и умирают, оставляя эти раковины.

– Ты ощущаешь это? – спросил Гэвин.