Боги войны

Пока одни казаки Брязги, отпустив лошадей, ставили сани по кругу, другие раскладывали уже заряженные ружья и зажигали фитили. Татары, чувствуя недоброе, разделились на две косы и стали обходить гуляй-крепость по флангам, целясь в противника с двух сторон и пуская стрелы, но центр сибирцев всё же вылетел на саму крепость. Грозный залп из двадцати пищалей не просто остановил скачущих татар – он срезал первый строй и смешал атаку. Ведь казаки палили и по лошадям тоже! Первый строй разом сломался: раненые лошади падали в снег, кувыркались и сами татары, кубарем летели вперёд; один перелетел через сани и оказался у ног самого Брязги. «Опаньки, татарин!» – рявкнул атаман и, долго не думая, рубанул того, завизжавшего и забившегося, саблей. А второй ряд конников не успел остановиться и на всем скаку влетел в первый. Третий с лёту ударил во второй! Две сотни татар смешались друг с другом – убитые, раненые, покалеченные, налетавшие на своих товарищей – и все они барахтались в снегу, разом перестав быть опасностью. Ещё десять казаков, выстроившихся вдоль перевёрнутых саней гуляй-крепости, пальнули по кучумовцам, летевшим по кругу, и каждая пуля нашла свою мишень! Но и татарские стрелы сделали своё дело. Два рукава разошедшихся татар максимально приблизились к гуляй-крепости – и тотчас сами казаки оказались хорошей мишенью для прицельной стрельбы. А кольчуги на рыбалку казаки не надели! Четверо ермаковцев из первого ряда упали: по нескольку стрел торчало из их тел. Ещё трое были ранены. Иван Карчига и Окул, два товарища Богдана Брязги, правая и левая рука, возглавили оборону на флангах. На снегу поворачиваться было непросто, татарские конники путались, мешали друг другу на самом подходе к гуляй-крепости, и казаки били по ним прицельно – и каждый сбитый татарин и поваленный конь только затруднял атаку. Сам Брязга руководил отпором головного отряда сибирцев. Сотни полторы татар, что уже опомнились после падения и вскочили или спешились позади и теперь оказались у стены, бросились с саблями на казацкие сани. Казаки знали: в плен им нельзя! За Чувашский мыс с них кожу живьём сдерут. Только ярость и желание победить могут их спасти. Нескольких перелетевших татар с саблями наголо казаки подняли на копья и бросили назад, за сани, сбив при этом ещё с десяток татар. Пока десять самых крепких казаков пытались не пустить сибирцев в свою крепостицу, а она уже трещала и расползалась, ещё десять заряжали пищали. И когда в очередной раз атака готова была взять верх – новую волну татар встречали жерла стволов. И огонь вновь отбрасывал татар от крепости! Укладывал ещё целый ряд вопящих на противника сибирцев. И вновь других встречали вооружённые копьями, топорами и саблями казаки. В один из таких штурмов трое татар сразу оказались в крепости. Двух врагов двумя клинками заколол сам Богдан Брязга, но сабля третьего татарина ударила его в шею. К тому времени из тридцати казаков в живых оставалось не более пяти, и они уже образовали последний круг. Уже лежали убитыми Иван Карчига и Окул. Этот круг выстраивался не по стенкам гуляй-крепости, а в середине её: когда казаки прижимались спинами друг к другу. Этот бой становился последним: так сражались те, кто не желал сдаваться! Так бились только насмерть! Именно так сейчас и стояли десять казаков Богдана Брязги из тридцати. Некогда было заряжать пищали! Они выставили вперёд копья и сабли – и на них налетали сейчас татары. Сколько им оставалось? Четверть часа? Уже вскочил на одни из саней бросившийся сюда принц Алей, жаждавший кровавой расправы над теми, кто унизил его отца, кто самого его и братьев выгнал из родного дома. Уже запрыгнул с другой стороны на крепостицу племянник Кучума – воинственный и злой Маметкул, разоритель Пермского края, и другие татары, потрёпанные в схватке, потерявшие половину своих единоплеменников, но оттого ещё более страшные и обозлённые, прыгали внутрь гуляй-крепости, когда… один из сибирцев, стоявший на санях, завопил:

– Русский! Русский!

И так пронзительно у него это вышло, что татары поневоле замерли, остановились. И все разом посмотрели в ту сторону, куда указывал глазастый татарин, а указывал он в сторону Кашлыка – и тотчас сибирцы увидали грозу, которая уже двигалась на них. Туда смотрели Маметкул и принц Алей, жаждавший мести! Всё оборачивалось с точностью до наоборот. Кажется, сюда неслись на конях все казаки, которые недавно пришли на их землю. Это была лавина – и она стремительно катилась сюда по снегу.

Маметкул разом забыл об оставшихся казаках внутри гуляй-крепостицы, уже развалившейся, раздавленной. Он вспомнил только об одном: как страшен был штурм Чувашской горы, как большой отряд казаков растерзал целую армию. И он видел только что, как малый отряд противостоял целому войску: треть этого войска лежала тут же, в снегу – расстрелянная, изломанная, всё ещё корчившаяся в агонии.

Глядя на оставшихся казаков, племянник Кучума поднял руку и два раза крикнул:

– Все назад! Уходим!