Боги войны

Воинственные манси первыми напросились на драку. Там, где река Тавда сужалась среди лесов и гор, незваных гостей ожидали местные вожди во главе с князьком Лабутой. Они были хозяева этих земель и решили встретить неугодных пришельцев достойно. Берега тут были высокими и обрывистыми, русло узким, течение сильным. Казакам приходилось напрягаться, чтобы плыть против течения.

Аборигены, конные и пешие, числом в несколько сотен, теснились у переправы.

– Атаман, нас встречают! – указал рукой вперед Матвей Мещеряк. – Они не шутят!

Все манси были вооружены луками.

– Вперёд! – приказал Ермак. – Первая стрела – и огонь!

Но манси точно чего-то ждали. Внезапно с обоих берегов на струги Ермака посыпались стрелы. Их пускали навесом, но очень точно, ведь струги едва шли.

– Щитами! Укрывайтесь щитами! – приказал Ермак.

Но первые стрелы сделали своё дело. Пущенные навесом, они нашли свои мишени. Казаки взяли кольчуги с собой, но грести в них было бы чересчур изнурительно. Головы и плечи, руки и ноги оказались под ударом. Иные манси били с берегов и напрямую. Такие стрелы не могли прошить тело насквозь – слишком издалека они летели, но ранить, и серьёзно, были способны. На каждом струге сразу оказались раненые, были и убитые. Несмотря на угрозу, казаки подняли пищали и прицельно ударили по врагу. Манси посыпались с обоих берегов. Кто не упал, тот сразу же сгинул в лесу. Но войско под командованием князька Лабуты хоть и дрогнуло у переправы от первых залпов, но все же стояло крепко. Когда струги стали ближе, лучники немедленно ударили по казакам, но те предусмотрительно прикрылись щитами.

И почти тотчас Ермак дал команду:

– Бейте по всадникам!

Манси подвело то, что их племенные князьки решили возвыситься над своими воинами, в основном пешими и вооружёнными луками. Поэтому казаки ударили не в стрелков, а в их командиров. Первые пятьдесят залпов смели с лошадей всех вождей манси, включая и самого Лабуту, и внесли роковое замешательство в армию аборигенов. А второй залп, выпущенный в лишившуюся вождей армию, полностью дезорганизовал воинственных, но таких непрактичных вогулов. Давя друг друга, мешая друг другу, они ринулись от переправы. Казаки выбирали себе мишени и прицельно били им вслед, мстя за товарищей и расчищая себе дорогу. И уже скоро струги Ермака проплывали в узкой части Тавды, мимо переправы, наблюдая, как около сотни манси, мёртвых и раненых, подхватывает течение и несёт мимо их кораблей вниз. Это было жестокое наказание за проявленную смелость!

А ведь могли-то всего лишь поклониться да поцеловать меч грозного русича – и не было бы жертв!

Больше манси на рожон не лезли. По крайней мере не пытались одолеть гостей лоб в лоб. Ограничивались коварными засадами. Но казаки, хозяева больших дорог, сами мастера устраивать засады, если не предугадывали каждый шаг вогулов, ведь они продвигались по чужой территории, то давали такой отпор аборигенам, что тем всё меньше хотелось с ними сражаться.

И племена, жившие вокруг святилища Чандырь, уже сами покорились белым людям и принесли ясак. А также и шерсть – клятву верности, и поцеловали казацкую саблю Ермака, предварительно обильно смоченную в крови.

– А чья это кровь? – спросил через переводчика местный вождь у Ермака.

Тот прищурил один глаз.

– А ты догадайся, князь, – ответил вопросом на вопрос атаман.

И сердце сжалось у тёмного манси. О ком он подумал? О чём?! Но вопросов он больше не задавал. А клинок был полит кровью дикого кабанчика, которого казаки готовили на обед.

В святилище Чандырь у Ермака состоялась беседа с шаманами. Дело в том, что, приближаясь к Пелыме, казаки всё чаще с томлением в груди смотрели на запад. Где-то вдалеке, за туманами, поднимавшимися от мансийских болот, за дремучими лесами начинались горы. Камень! За которым лежала родная Русь. И пойманные по дороге, и давшие показания по доброй воле, манси в один голос говорили, что и тут есть путь через Великие горы. Дело в том, что там, где в Тавду впадает Пелым, там же впадает в Тавду и другая река. И называется она Лозьва. И вот эта самая Лозьва и течёт змеёй через Великие горы. А можно с Лозьвы свернуть на Сосьву – и она проведёт через Камень.

– Выходит, есть три пути? – спросил Матвей Мещеряк у командира. – Первый – наш путь, по Серебряной, второй – древний, новгородский, по Печоре. И третий – этот, Лозьвинский путь? Неужто так?

Ах, как манила эта мысль! Как прельщала перспектива уйти не в Пелым, а в Лозьву! Была ведь надежда, что продержится Иван Кольцо, бывалый атаман, на Карачином острове! А они нырнут в горную речушку и вынырнут уже за Камнем, на Руси, на родной сторонке. Скажут: а вы и не ждали? Живы мы! Снаряжай новую экспедицию! Да понадёжнее! А нам дайте пороху и хлеба! Прихватить ещё людей, из тех же пермяков, они самые крепкие после казаков, и вновь – сюда! В Сибирь! На Тобол, на Карачин остров! Ах, мечты, мечты! Как легка жизнь в грёзах человеческих, тем паче, в самых желанных грёзах! И как же она сложна на реальных стезях!

Так вот, в Чандыре Ермак и задал вопрос шаманам: