Боги выбирают сильных

Они пронзали ночь. Это было прекрасное, волнующее зрелище. Циклон, увы, не выдохся — он приближался, грозный и свирепый, подобный Юпитеру в гневе, а я летела ему навстречу, и мои преследователи мчались за мной. Одно время я даже надеялась, что они устрашатся циклона и оставят меня в покое. Снова увы! Некто могучий гнал их за мной; нетрудно догадаться, кто этот второй Юпитер, ненавидящий меня и меня боготворящий.

Воистину — спереди пропасть, сзади волки!

Я слышала уже раскаты грома, а молнии сверкали как будто в двух шагах. Мозг мой трудился, изыскивая путь к спасению. И я нашла решение, которое казалось дерзновенным даже для меня.

Безумным — не скажу. Приняв его, я отринула человеческую логику и вверила себя богам. Они меня спасут или погубят.

Я взяла резко вверх. Мой моноплан стремительно набирал высоту. Я чувствовала пульсацию циклона, он уже заставлял трепетать мою машину.

Железная птица словно молила меня: отступи, покорись, пока еще не поздно!..

Нет, было уже поздно. Если поверну назад, буря все равно меня догонит; догнав же, уничтожит.

Я не знала, каков ресурс высоты у моей машины. Вдруг она не выдержит давления и развалится? Во всяком случае, иного выхода не было, и мы неслись навстречу урагану.

В рядах же моих преследователей царило смятение. Они поняли, что настичь беглянку не успеют, — но и вернуться без меня им не дано. Представляю, что творится в душах этих людей, которым безжалостная Нецесситата назначила оказаться меж жерновов могучей воли, его и моей. Я пророчила их судьбу, как Кассандра участь Трои.

Наконец они повернули назад и вскоре скрылись в ночи. Я осталась наедине со свирепым вихрем. Воздух стонал вокруг моей трепещущей машины, глаза слепило от беспрерывных вспышек молний… молнии озаряли сплошной темный вал, который неумолимо приближался. Это вода и лед, а с ними — смерть.

Вверх и вперед — там мое спасение!

Только невежественные люди полагают, будто всякий ураган — это бесчинствующий хаос. На самом деле бури подчиняются своим законам.

Всякий ураган составляют неистово кружащиеся ветры. По спирали, снизу вверх, ветры устремляются к центру циклона. А этот центр, который называют «оком бури», представляет собой зону затишья. Она невелика в сравнении с самим циклоном, не более двадцати-тридцати герм в диаметре. Но этого достаточно, чтобы спастись от ветров.

Я не думала о том, как выберусь из «ока бури». Сначала нужно туда попасть. Если лететь прямо навстречу вихрю, он тебя уничтожит, прежде чем ты приблизишься к «оку». Поэтому я надеялась забраться в «око бури» сверху. К ужасу моему, циклон, казалось, шел сплошной стеной от купола небес и до земли… я забиралась все выше и выше, барометр зашкаливало, и мне начинало казаться, что герметичная обшивка моноплана исходит тоскливым предсмертным скрипом…

Но вот впереди обозначился провал… я не увидела его, а ощутила: мои ментальные способности были обострены до предела. И я, вверившись им, устремила машину в этот воздушный коридор…

Грохот сотрясал меня, и немалые градины гневно лупили машину, и молнии сверкали столь неистово, что мне, дабы спасти рассудок, пришлось отключить слух и зрение… Я словно оглохла и ослепла. Лишь ментальные чувства оставались у меня, и благодаря им я лицезрела дьявольскую бездну, в которую неслась, во всем ее пугающем могуществе. Любая градина могла пробить обшивку моноплана, любая молния могла стать для меня последней. А если вдруг я выскользну из коридора, исступленные ветры разорвут меня…

Я добралась до «ока бури». Ураган словно отдалился, я ощутила себя в пустоте, в своеобразной невесомости. Разящим клинком в душу ворвалось чувство абсолютного и законченного одиночества… будто я не на родной планете, а в безразмерном вакууме, какой владычествует во Вселенной или в мирах Астрала… Моя воля, «очень насыщенная», как выразился давешний ментат, ринулась навстречу сковывающему ужасу и облекла разум непроницаемой броней. …Сейчас, когда я вспоминаю, этот запоздавший ужас переполняет меня. Уверена, я никогда еще не была столь близко от смерти — и, полагаю, никогда не буду. Сказать, что моя жизнь висела на волоске, — не сказать ничего. Невидимый Танатос облекал меня своими крыльями, точно играя со мной, но я тогда не чувствовала его дыхания. Это непередаваемое ощущение… в тысячах образов смерть у меня пред глазами витала, а я не ведала страха, ум мой был ясен, и я надеялась спастись…

Собственно, от меня больше ничего не зависело. Моя измученная машина парила в центре бури, и буря несла ее по своему неведомому руслу. Почти все приборы отказали, я не знала ни высоты, ни направления.

Лишь ментальное зрение осталось у меня, но я его не напрягала, берегла силы… ибо, в отличие от эфира, вдыхающего жизнь в машины, моя энергия была не беспредельной.