Боги выбирают сильных

— «Пелеев сын! напрасно меня, как младенца, словам.Ты застращать уповаешь: так же легко и свободноКолкие речи и дерзости сам говорить я умею.Знаем взаимно мы род, и наших родителей знаем…Доблесть же смертных властительный Зевс и величит, и малит,Как соизволит провидец: зане он единый всесилен.Но довольно о сем; разговаривать больше, как дети,Стоя уже на средине гремящего боя, не будем…Что человеку измолвишь, то от него и услышишь.Но к чему нам послужат хулы и обидные речи…

Ты от желанного боя меня не отклонишь,Прежде чем медью со мной не сразишься. Начнем и скорееСилы один у другого на острых изведаем копьях!» [75]

Корнелий осклабился, лукаво подмигнул племяннице и ответил:

— «Кто из бессмертных, Эней, тебя ослепил и подвигну.С сыном Пелеевым бурным сражаться и меряться боем?Он и сильнее тебя, и любезнее жителям неба.С ним и вперед повстречавшися, вспять отступай перед грозным;Или, судьбе вопреки, низойдешь ты в обитель Аида.

После, когда Ахиллес рокового предела достигнет,Смело геройствуй, Эней, и в рядах первоборных сражайся,Ибо другой из ахеян с тебя не похитит корыстей!» [76]

«Vae tibi gaudenti, quia mox post gaudium flebis» [77], — подумала София, а вслух сказала:

— Нет, дядя, я не буду ждать, «когда Ахиллес рокового предела достигнет». Если вы Ахиллес, то я для вас не Энеем — Парисом стану!

— Да, кстати, — словно не слыша этих слов, сказал Корнелий, — хотели бы вы знать, о чем был последний декрет вашего отца?

— И о чем же?

— Тит Юстин приказал вывести все наши войска из Нарбоннской Галлии.

— Не может быть!

— А-а, вы этого не ждали! Я так и думал.

«Отец нарочно бросил Нарбоннию в руки мятежного Варга, — с содроганием поняла она, — чтобы развязать Корнелию руки для расправы с ним, благородным сыном благородного отца! О, сколь немилосердны боги! В собственных сетях ловлюсь!».

— Мне нужен добрый совет, как поступить с Нарбоннией, — изрек Корнелий. — Эта удельная страна, знаете ли, всем надоела; довольно с ней возиться! Так что подумайте, София, не лучше ль будет вам принять пост министра колоний, пока я это предлагаю…

«Иначе он уничтожит все мои труды!», — мысленно закончила София.

— Вы совершенно правы, дядя: мне следует подумать.

— Когда вы это мне сказали в прошлый раз, я потерял родную дочь!

София вздрогнула — и поняла, сколь сильно задеты ею чувства Корнелия. Нет, нелегко дался ему отказ от Доротеи… И страшно зол он на нее, Софию!

Она поникла головой и прошептала:

— Пусть будет так! Как только император назначит вас официально, я соглашусь вернуться на свой пост.

И, словно страшась уточняющих вопросов, она стремительно удалилась. Корнелий проводил ее взглядом и посетовал:

— Загадочная, ошеломляющая женщина! Если нужно, готова пройти сквозь огонь… Надеюсь, вы не ревнуете, архонтесса?

— София выше моей ревности, ваше высокопревосходительство, — ответила Медея.

— Она не смирилась, нет, — задумчиво промолвил он. — Как вы считаете, на что она способна?

— Она способна помешать вам, не правда ли? Иначе бы вы разговаривали со мной о моей провинции, а не о моей подруге.

— Она по-прежнему ваша подруга?

— Не знаю, ваше высокопревосходительство. Она имеет все основания подозревать меня в сговоре с вами.

— Вам надлежит угомонить ее воинственный пыл.

— Никто не в силах исполнить такой приказ, ваше высокопревосходительство. София слушает себя, и больше никого.

— И все же вам придется постараться, Медея. Вы умная и расчетливая женщина, и вы должны понимать, что у Софии нет шансов победить меня. Вы называете ее своей подругой, однако нынче вам и ей не по пути.

Вы вольны выбрать, архонтесса, что вам дороже: капризная дружба побежденной или новообретенная власть. Vae victis [78]— вот основной закон политики; надеюсь, это София вам объясняла, и не раз. Итак, завтра я стану полноправным хозяином Квиринала; это случится и без вашей помощи.

Но если вы докажете свою лояльность новой власти, я этого не забуду. У меня отменная память, — с выражением проговорил Корнелий, — я помню все, благое и дурное! И я не хочу разочаровываться в вас!