Богохульства на досуге

Ибо – здесь я обязан сделать вполне искреннее заявление по поводу своего «внутреннего мира»: я всегда считал и считаю веру величайшим благом, величайшим чудом человека, и до скрежета зубовного переживаю из-за того, что мне не дано поверить (прошу уволить меня от идиотских утешений: мол, впереди, и т.п.), и до исступления завидую верующим людям, которых только и полагаю счастливыми людьми и вообще – существами высшего порядка.

* * *

Здесь проскакивает некий психологический мотив – скорее, мотивчик – сочинительства моих богохульных опусов (в стиле Достоевского): мол, если сам не можешь поверить и завидуешь верующим, по закону противодействия станешь сочинять оскорбительные для них вещички. Но – Бог свидетель – этого в мыслях у меня даже никогда и не водилось: я слишком уважаю веру, Веру с большой буквы, чтобы из побуждений, более приличествующих подловатому подростку без царя в голове, занимать свой досуг тем, что измышлять гаденькие писания с целью, может быть, как-то навредить вере и верующим.

* * *

Впрочем, кто ж из нас знает все свои тайники подсознания? Могу допустить, что в сочинительстве своих «Богохульств на досуге» может присутствовать и этот мотивчик – но, положа руку на том Достоевского, клянусь, что он не то что не главный, а даже и не сколько-нибудь существенный – если только, в чём я сильно сомневаюсь, он существует вообще. Ибо, как уже сказано, я слишком уважаю, даже боготворю, веру и верующих, и, обладая пока что здравым рассудком, не имел бы и в мыслях пытаться вредить кому-то такого рода мелкими, гаденькими и к тому же – воображаемыми неприятностями.

* * *

Настоящий, основной мой мотив, по которому сочинялись эти пресловутые «Богохульства на досуге» – совсем другой, куда более серьезный и, строго говоря, единственный. Всё дело в том, что я – абсолютный атеист, не верящий в вечную жизнь, а большего несчастья – в моем представлении – с человеком случиться не может. Я не верую в Бога (но даже это еще полбеды), я не верю в вечную жизнь – а вот это уже серьезнее. Я верую в Смерть – окончательную, чудовищную, бессмысленную. Моя тяжелейшая проблема, моё несчастье, моя трагедия состоит в том, что верующим я, увы, стать не могу и никогда не стану (излишне объяснять причины) – хотя религиозную литературу (Ветхий, Новый Завет, апокрифы, историю церкви и т.п.) – я – позвольте похвастаться – в свое время изучал вполне добросовестно. Однако верующим не стал (скорее, наоборот). Моя вера – это антивера, это Книга Экклезиаста: безразличие Бога, граничащее с его отсутствием, Смерть как чудовищный и ужасающий конец всего. Любого человека. За гробом – ничто. Жизнь оказывается бессмысленной, потому что бессмысленна смерть. Вот истины Экклезиаста вкратце, и вот в это я безусловно верю. И горше этой моей веры не может быть ничего.

* * *

Постигнув чудовищность и ужас Смерти как бессмысленного конца всего, за которым ничего, ничего ВООБЩЕ уже не будет, я и пытался своими творениями, этими моими малоостроумными эскападами, выпадами в адрес Бога, пресловутыми «богохульствами» сделать так, чтобы Бог избавил меня от этого чудовищного последнего предела каждого человека, сотворив – хотя бы специально из-за этих моих эскапад и богохульств – продолжение моего личного бытия за гробом, пусть даже в Аду – мне, поверьте, почти без разницы. По сравнению с чудовищностью Смерти, окончательной, вечной, бесконечной (так страшно описанной Экклезиастом) даже бытие в Аду должно казаться едва ли не Раем. Я (с явно не вполне здоровой навязчивостью, маниакальным упорством, стараясь быть часто даже намеренно злобным и едким), сочинял эти свои «Богохульства», по сути, с единственной целью: побудить Бога (в которого, к сожалению, не верю, – ну что за поистине клиническое, шизофреническое у меня мышление! Пытаться раздражать Бога, в которого ни на грош не веришь!), – побудить Бога определить мне хотя бы посмертное адское бытие. Мне этого было бы уже достаточно. Есть люди, ради которых – по крайней мере, ради них одних – должен быть создан Ад. Пытаюсь льстить себя слабой надеждой, что и меня (с необходимой поправкой на весьма скудное качество моих беспомощный «богохульств») можно было бы причислить к этим людям. Вот оно, изложение, в общем, главного мотива, сподвигшего меня на сочинение моего опуса. Я слишком боюсь, что истиной являются слова Воланда у Булгакова: «Каждому будет дано по своей вере». А умирать атеистом, умирать «по Экклезиасту» было бы СЛИШКОМ страшно.

* * *