Бои без правил

Начнут устанавливать личность по паспорту — сгорит, как в Киеве.

Антону Хантеру и раньше приходилось иметь дело с полицией не как находящемуся в розыске преступнику, а просто как рядовому законопослушному гражданину. Или же гражданину, слегка нарушившему закон: парковка в неположенном месте, превышение скорости. Во всех подобных случаях он покорно признавал вину и оплачивал штрафные квитанции. Также несколько раз приходилось давать показания вроде: «Да, офицер, я видел, как этот человек ударил эту женщину. Нет, офицер, я не знаком с ними, не знаю, что между ними произошло. Конечно, подпишу свои показания. Я могу быть свободен?» Избегать слуг закона в подобных случаях или же вести себя так, чтобы поведение показалось странным и подозрительным, Хантер никогда себе не позволял. И вот теперь, попавшись на ровном месте, почувствовал — находится на волоске от серьезных неприятностей, не связанных с причиной задержания. Потому старался действовать, вроде как опережая полицейских, но в то же время не форсируя событий: польским копам не должно показаться, что некто Антон Сташевский слишком уж активно старается вывернуться.

Впрочем, когда Антон увидел сначала фотографию, на которой узнал давешнюю проститутку Кэти, после — другое фото, той же самой Кэти, но уже мертвой, и, наконец, видео из бара, на котором он запечатлен рядом со шлюхой за стойкой, а после выходит, обнимая девицу за плечи, ему пришлось сразу подкорректировать тактику. Нет ничего странного в том, что мужчина, тем более иностранец, начнет активно открещиваться от причастности к такому жестокому убийству. И все-таки, прежде чем начать говорить со следователем, Антон настоятельно потребовал, чтобы ему дали возможность позвонить. «В посольство?» — уточнил следователь. — «Почти», — коротко ответил Хантер, получил телефон и набрал номер Родиона.

Долго им поговорить не дали. Но, к чести его нового знакомого, тому оказалось достаточно трех слов: «Я в полиции» и адреса участка. После чего задержанный благоразумно отказался давать любые показания, ибо, как иностранец, он имел на это чуть больше прав, чем задержанный за то же самое польский гражданин. Помощь в лице Родиона вместе с невысоким типом в дорогом костюме, назвавшемся Веславом Тыной, адвокатом, довелось ожидать чуть больше часа. После того как Родион показал следователю какие-то документы, а потом они удалились в соседний кабинет кому-то звонить и вернулись, деловитые и сосредоточенные, с лицами, выражавшими желание поскорее разобраться во всем и избавить друг друга от лишних хлопот, пану Сташевскому наконец сообщили, что он может отвечать на вопросы следователя Богушевича. А пан Тына при этом поприсутствует.

Антону пришлось рассказать во всех подробностях, как он после встречи в баре отеля «Мария» со своим другом, находящимся в Варшаве тоже по делам бизнеса, познакомился с проституткой, назвавшей себя Катаржиной, и после короткого общения отвез ее к себе в отель. Там они провели чуть больше двух часов, занимаясь сексом, после чего девушке было вызвано такси. Остаток ночи он провел у себя в номере, из которого есть только один выход. Ночной портье подтвердил: пан Сташевский никуда из номера не отлучался. Правда, намекнул Богушевич, есть еще окно, всего-то второй этаж. Но и это быстро уладилось: внизу, как раз под номером Антона, до двух ночи горел свет и выпивала молодая компания. Стоило кому-то выпрыгнуть сверху из окна, это не прошло бы мимо внимания кутил. Ну а после двух часов ночи Кэти уже была мертва. Наконец, последний звонок, сделанный жертвой со своего мобильника, был таксисту, который постоянно ее возит, — такие таксисты есть у многих уважающих себя проституток. Его вызвали, и он подтвердил — высадил Катаржину там, где обычно — на Охоте, недалеко от ее дома. Ну а в том, как ее труп позже оказался на Мокотове, пан адвокат Тына вежливо посоветовал разобраться уже без участия пана Сташевского.

Инцидент был исчерпан.

И все-таки выяснение всех этих очевидных обстоятельств заняло больше половины дня. К обеду следователь распорядился принести в кабинет кофе и бутерброды, дал Хантеру подписать последний документ и сообщил, что все могут быть свободны. Он даже встал и принес пану Сташевскому официальные извинения.

— Ладно, — благодушно проговорил Антон. — Это ваша работа.

— Спасибо за понимание. — Следователь, как и все это время, общался с ним через переводчика, поскольку английским совсем не владел, по-русски говорил очень плохо, но адвокат тоже не мог переводить — в таких случаях обычно приглашается незаинтересованное лицо. — Если бы вы знали, пан Сташевский, как все это нам уже надоело…

Усталость и плохо скрываемое отчаяние в его голосе заставили Хантера не спешить: уже было поднявшись, он взглянул на адвоката и снова сел напротив Богушевича.

— Вы меня извините, конечно, господин… пан следователь… Раз уж я поневоле оказался ко всему причастен… Может, расскажете в двух словах, что происходит, ну, подробнее…

— Позвольте, я вам расскажу, пан Сташевский. Если интересно… Только не здесь, нам пора, мы и так задержали всех. — Адвокат непрозрачно намекал, что их ждут, его миссия окончена и они должны поскорее убираться отсюда.

Хантер был согласен с ним.

Только теперь пану Сташевскому уже ничего не угрожало. И он решил пока не спешить — ему надо было поговорить со следователем.

— Мы столько потратили тут времени, господин Тына, что несколько минут ничего не решат, — сказал Антон.

И по тому, как он взглянул на адвоката, тот понял — раз влез в это дело, то и выйдет из него тогда, когда получит «добро» от клиента. Пожав плечами, Тына взял чашку с предложенным кофе. Полицейский переводчик, в котором здесь больше не нуждались, просто покинул кабинет.

— Хватаемся за каждую ниточку, — вздохнул Богушевич, которого, похоже, не первая и не вторая неудача в этом деле уже невольно пробивали на откровенность. — Кстати, не хотел вам говорить, но пан Тына уже вот так вытащил одного из ваших предшественников.

— Что, не меня первого записали в маньяки?

Тына молча показал ему четыре пальца.

— Интересно, по какому принципу нас выбирают? То есть подозревают?

— На первого подозреваемого донесла жена… У каждого свое, пан Сташевский. Вы, между прочим, годились, как вы говорите, в маньяки почти по всем пунктам. Ушли с жертвой, труп найден не очень далеко от гостиницы…

— Но ведь я иностранец…

— Он убивает раз в неделю. Каждый раз — в другой день. Понедельник, через неделю — вторник и так далее, до субботы, вот как сейчас. То, что у вас заграничный паспорт, не мешает вам каждую неделю появляться в Варшаве. Это так, чисто теоретическое предположение. Кстати, вы свистеть умеете? — спросил он вдруг.

— Свистеть? — Хантер не смог скрыть искреннего удивления, услышав такой вопрос.

Богушевич уже и сам, похоже, был не рад, что у него это вырвалось.

— Ну, в общем… Обстоятельства таковы, что полиция старается максимально оградиться от прессы во всем, что касается именно этой серии убийств. — Он перевел взгляд на адвоката: — Пан Тына, я знаю вас как порядочного человека, умеющего держать язык за зубами. Раз ваше присутствие здесь необходимо и пан Сташевский имеет какое-то право получить информацию касательно нашего дела, вы тоже ее услышите. Потому надеюсь на вашу порядочность. В любом случае, — он грустно усмехнулся, — если завтра все появится в прессе или Интернете, я точно узнаю, кто виноват.

— Пан Богушевич, именно потому, что мы знакомы и нам приходится часто договариваться друг с другом, я не собираюсь ссориться, — заметил адвокат, тут же переведя суть разговора Хантеру, и тот, со своей стороны, добавил:

— Мне вообще это ни к чему.

— Если то, что я вам скажу, выйдет благодаря вам за пределы кабинета, нам сложнее станет ловить убийцу. Ведь ни он, ни кто-то из посторонних до сих пор не представляют, что мы знаем о свисте.

— О свисте? — зачем-то уточнил Тына.

— Да. Убийца свистит, собираясь расправиться с очередной жертвой.

— Откуда это известно?

Адвоката самого вдруг увлек разговор, и он даже забыл, что его клиент не понимает по-польски. Хантер же почувствовал — речь идет о чем-то новом и важном, потому совсем как ребенок, требующий к себе дополнительного внимания, дернул Тыну за локоть. Тот коротко перевел, и Антон заметно напрягся, так что его реакция не укрылась от опытного следователя. Мысленно ругая себя за несдержанность, Хантер постарался конвертировать свое внезапное напряжение во вполне объяснимый обывательский интерес к тайнам следствия. Похоже, ему это удалось — Богушевич снова переключился на Тыну.

— Была еще одна жертва, но убийство не состоялось — девушка чудом спаслась. Она прибежала в полицию, и, пока у нее принимали заявление и снимали показания, маньяк исправил ошибку: поймал и таки убил другую проститутку. Такого добра в Варшаве, если знать места…

Теперь адвокат не забывал держать Хантера в курсе разговора, переводя только самую суть.

— Когда… То есть какой по счету жертвой не стала везунка?

— Четвертой. Судя по тому, что бегство жертвы не остановило убийцу и он довел дело до конца, этот тип зациклен на какой-то своей идее основательно. Ему обязательно надо было убить очередную девушку в четверг.

— Проститутку, пан Богушевич, — уточнил Тына.

— Что?

— Проститутку, не обычную девушку. Он не охотится на молодых женщин, ему шлюхи нужны.

— Возможно. Это направление отрабатывается, полиция нравов шерстит контингент, выявляя всяких извращенцев. Глухо пока.

— Так что там с той, которой повезло? И почему это так тщательно скрывается?

— С учетом повышенного интереса к делу, пан Тына. Представляете, как оживилась бы пресса? Бедной девчонке не дали бы покоя, и всюду, где только возможно, просочилась бы информация, ну и сам убийца — ведь он же наверняка ожидал, что девушка заговорит. И раз так, то ее слова станут достоянием общественности. Учитывая его дерзость, вполне возможно, что он станет преследовать девушку. Или ее родных — от такого больного ублюдка всего можно ожидать. С нее сняли показания и вывезли из города, пока она под охраной.

— Да, вас можно понять, пан Богушевич, — признал адвокат. — Как она спаслась?

— Как показывает экспертиза, маньяк всякий раз действует одинаково: делает укол в бок или нижнюю часть шеи, жертва сразу отключается, и он затаскивает ее к себе в машину. После куда-то едет, где ему никто не мешает, заканчивает свои дела, а затем отвозит тело на то место, где его и находят. Там обычно мало крови, а раны такие, что ее как раз должно быть много. Ну ладно, это уже детали, вы их можете узнать из открытых источников, благо не все у нас в полиции держат язык за зубами. Кстати, о том, что убийца свистит, знает как раз ограниченное число людей…

— Вы уже второй раз ненавязчиво меня предупреждаете, пан Богушевич. — Адвокат замялся, бросил взгляд на Антона, исправился: — Нас предупреждаете.

— Не лишнее, — сказал следователь и продолжил: — В тот раз все шло, как всегда. Маньяк выследил девушку, изобразил клиента, сговорился о цене, подвел к своей машине, по-джентльменски открыл заднюю дверь. И, якобы помогая сесть, пустил в дело шприц. Только, видимо, вошел во вкус, получая удовольствие от собственной неуловимости и безнаказанности, однако не рассчитал с дозой. Девушка очнулась раньше, чем он предполагал, — в машине, когда они ехали. Учитывая состояние жертв, маньяк не связывал им руки, а тут девица попалась бывалая, тертая… Как потом выразился наш пан начальник полиции, ей повезло с самой собой.

— То есть?

— Случалось бывать в передрягах если не похуже, то в не менее серьезных. В башке еще шумело, но смогла оценить ситуацию, извернуться и напасть на водителя сзади. Тот не ожидал, ударил по тормозам, машину занесло. Ну, она и выскочила, побежала, туфли слетели на ходу, только Бог с ними, с туфлями.

— Понятное дело. Догнать не пытался?

— Нет. Почему — не знаю. Видимо, решил, что бояться нечего. Тогда еще март был, вечера темные, сырые, он постарался не светить лицом. Номера машины и марки девчонка тоже не разглядела, не до того. Только свист.

— Кстати, что за свист?

— Когда жертва пришла в себя, в салоне машины не было никаких звуков, только свист. Мужчина, сидевший за рулем, насвистывал что-то себе под нос. Вернее, не что-то… Девушка узнала мелодию, хотя он явно фальшивил. — Богушевич грустно усмехнулся. — Полонез Огиньского трудно испортить и еще сложнее не узнать.

— Это точно, — легко согласился Тына. — Только ведь он мог свистеть просто так, от хорошего настроения, предвкушая, так сказать…

— Пан Веслав, вы же работали следователем, — напомнил Богушевич. — Согласитесь, вряд ли человеку приходит вдруг в голову вести себя так, как ему несвойственно. Проще говоря, если человек привык свистеть, вроде как сопровождая свою жизнь свистом, он делает это постоянно. Даже часто не замечает за собой такой привычки. Я как-то расколол одного типа только из-за его дурацкой манеры ковыряться в носу, когда он пытался успокоить нервы…

Тут адвокат тоже стал вспоминать подобные случаи из своей практики и, снова увлекшись, забыл о том, что в этом кабинете он еще и переводчик. Но как раз теперь Антону Хантеру переводчик уже не был нужен.

Он вспомнил, где слышал свист. Совсем недавно, еще и суток не прошло, — вчера вечером. Даже попробовал вспомнить лицо человека, как бы между прочим насвистывавшего полонез Огиньского. Только оно не всплывало в памяти — мужчина и впрямь был без особых примет, невзрачный, обычный, каких много вокруг.

Но не все стоят за стойкой бара отеля «Мария».

Совпадение?

Может быть, даже случайное.

Верить именно таким совпадениям научила Антона Хатера жизнь.

Ему хотелось тут же сорваться с места и мчаться на поиски бармена. Хантер плевать хотел, что тот, вероятнее всего, серийный убийца, которого полиция Варшавы ищет уже шесть недель. В конце концов, он сам не ангел, и любой человек имеет право на собственных тараканов в голове. Нет, его вело другое.

Из-за этого чертова бармена, из-за этого ненормального ненавистника шлюх, его, Антона Хантера, задержала полиция, несколько часов считала маньяком. И только потому, что сами полицейские, наученные горьким опытом, не спешили форсировать события, а он очень вовремя позвонил Родиону и тот прислал шустрого адвоката, польские легавые не копнули глубже.

Больной ублюдок за барной стойкой чуть не перечеркнул все его планы!

И за это должен быть наказан. Такого отношения к себе Хантер никогда еще не прощал, пусть это даже немного, максимум на сутки, задержит его в Варшаве.

Выйдя наконец на свежий апрельский воздух, Хантер через адвоката тут же связался с Родионом, коротко поблагодарил его, выяснил, что все расчеты с паном Тыной не его забота, заверил, что их договоренности в силе и он приступает к работе, которая будет сделана точно в срок и в лучшем виде. Предупредил, что убирается из Варшавы и вообще из Польши, дабы быть от греха подальше. Напомнил, что теперь они общаются без посредников, хотя связь возможна, — но только один раз и только в экстренном случае.

Все это время адвокат деликатно стоял на отдалении. Тот, кого он знал как пана Родиона, щедро платил, остальные его дела пана Тыну не касались, он даже не хотел о них знать — собирался прожить еще не один десяток лет, желательно в достатке и с молодой женой — как раз наклевывался подходящий вариант. Так что после того, как пан Сташевский закончил общаться и вернул телефон, адвокат вежливо раскланялся и они разошлись.

Едва машина пана Тыны скрылась за ближайшим углом, Антон Хантер начал действовать. Он уже успел все продумать, теперь надо было стремительно двигаться, чтобы все успеть и больше никому и ничему не позволить задержать себя в польской столице.