Читаем Бой без выстрелов полностью

— Как самочувствие? — спрашивал Чеботарев.

— Нормально.

Но скоро в эти короткие ответы было внесено разнообразие:

— Самочувствие хорошее, вот только помыться бы.

В городе не работало ни одной бани. Помыться — это проблема не из легких. Несмотря на то что больница испытывала недостаток воды, двери больничного санпропускника открылись и для амбулаторных больных.

Через несколько дней Бабушкин говорил Чеботареву:

— Больные очень довольны санпропускником, но это же, Михаил Ефремович, не все. Мы их моем, а белье они надевают грязное.

Сменить белье оказалось не так уж трудно: вещевые склады Николая Кубыльного были, казалось, неистощимы.

На приемах в амбулаторном пункте работала группа врачей, часть их обслуживала вызовы на квартиры. Шли по первому зову в любое время суток со стерильным перевязочным материалом и хирургическим инструментом. И после такого посещения еще одному человеку становилось легче, его выздоровление шло быстрее.

«Далеко все-таки от товарной до больницы, — раздумывал Чеботарев. — Тяжело увечному ходить. Надо там что-то подыскать…» В своей кожанке, на локтях вытертой добела, с неизменной трубкой в зубах, опираясь на палку, однажды отправился Чеботарев на станцию. Но подыскивать ему ничего не пришлось — там уже действовал медицинский пункт. Развернула его врач Гурас. Она же вела и ежедневные приемы. Десятки раненых побывали здесь, получили помощь. Чеботареву понравилась и постановка работы на медпункте, и энергичная, хлопотливая Гурас.

— Вы так хорошо все организовали, что не знаю, как и благодарить вас, — с чувством похвалил он врача. — Упрекну разве за одно: не знают о медпункте многие раненые в вашем районе, идут за тридевять земель в больницу.

— Разрешите не согласиться с вами, Михаил Ефремович. Дело в том, что многие раненые стремятся попасть на прием к «своему» врачу, который его лечил, знает характер и состояние раны. К нам идут тоже «свои», — улыбнулась Гурас.

Чеботарев и здесь организовал группу врачей и сестер для посещения раненых на квартирах. Медпункт вошел в систему Красного Креста и получил из складов больницы чистое постельное белье, из ее аптеки — перевязочный материал и медикаменты.

После организации второй больницы и при ней создали амбулаторию.

Население города получало медицинскую помощь только от первой больницы. Там не отказывали и в стационарном лечении. Но скоро стало ясно, что для горожан необходимо отдельное учреждение. Была открыта городская поликлиника.

Город теперь был уже неплохо обеспечен медицинскими учреждениями. Две больницы, поликлиника, амбулатории, в которые, конечно же, обращались и горожане за медицинской помощью. Лечебные учреждения Красного Креста не делали разницы в обслуживании.

Работники больничной аптеки были завалены работой. По сотням назначений и рецептов они готовили лекарства. Это создавало неудобство и для аптеки и для больных. Очень нежелателен был и наплыв посторонних на территорию больницы.

В комитете общества Красного Креста одобрили деятельность врачей, работавших в амбулаториях и по обслуживанию раненых на дому, и решили открыть две аптеки — в городе и на товарной станции.

Чеботарев встречался с сотнями людей. И эти встречи давали свои плоды. Вот он присел на скамеечку около дома к женщинам, которые тревожно судачат о чем-то своем.

— Бабоньки, милые! Раненых в городе осталось много. Бросить их нельзя, помочь надо…

Группа женщин растет, они внимательно слушают Чеботарева. И новые адреса, куда можно поместить раненых, появляются в потрепанной записной книжке Чеботарева.

Выбив пепел из трубки, Чеботарев отправляется дальше. Случается, что из группы женщин поспешно поднимется одна.

— Вот бестолковая! Врач же был, а я не посоветовалась: Танюша кашлять стала.

Она догоняет Михаила Ефремовича. Разговор не о Танюшином кашле:

— Вы, товарищ, вычеркните из книжки Авдотью…

— Почему надо эту Авдотью вычеркнуть? — удивляется Чеботарев.

— Ненадежная… Про Советскую власть плохо говорит. Нельзя к ней раненых помещать.

— Так сама же вызвалась! Мы насильно не навязываем.

— Да разве она при нас откажется? Мы и простор ее домашний знаем и достаток нам весь известен. Причин для отказа у нее нет. Только вычеркните ее, худа бы не было.

Чеботарев достает книжечку, подносит ее к самому носу, находит ненадежную Авдотью и вычеркивает ее адрес.

А женщина возвращается к скамеечке, где все еще судачат соседки, и рассказывает:

— Простудилась, говорит, наверное. Ты, говорит, ее в городскую поликлинику приведи. Посмотрят, лекарства пропишут. В какую поликлинику, спрашиваю, если все они закрыты? Оказывается, бабоньки, Красный Крест открыл поликлинику и аптеки. Завтра нее схожу…

* * *

Поздним вечером возвращался из своих походов Чеботарев в городскую поликлинику.

— Из Соколовки сегодня были? — сразу же спрашивал он Бабушкина.

— Что вас, Михаил Ефремович, Соколовка заботит? Последние дни только о ней и спрашиваете. И сегодня оттуда на прием не приходили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза