Бойня на корабле

– Существо, по всей видимости, не обладает такими ресурсом, чтобы свести с ума нас всех сразу и заставить друг друга перебить. Нападет оно через время. Отсюда вывод: больше не разделяемся. Каждый обязан следить за другим. Каждый станет на время сторожем брату своему, обо всех изменениях сообщать мне и записывать в бортовой журнал. Особенное внимание уделять пробуждению и сну. Это тварь нападает, пока мы спим, внушает нам свои гадкие мысли, пока мы пускаем слюни на подушку. Будить каждого, кто плачет во все. Спать в две смены. Правая рука следит за тем, куда тянется левая. Малейшие сомнения – в изолятор. Смирительных рубашек хватит на всех. Нужно будет, долетим на Зилус на автопилоте в криосне – в капсулах. Все, расходимся!

– То есть?.. – сумничал Говард.

– Да, то есть, всем разойтись, но вместе. Отныне мы действуем одной фалангой. И не дадим этому маньяку выцепить нас по одному. Во имя империи и святых кормчих!

– Во имя империи и святых кормчих! – вторил дружный хор. Это был лозунг их гарнизона на Зилусе.

Глава 6

Прошло еще пару дней. В один из обычных на первый взгляд вечеров капитан с первой сменой солдат легли спать (после ужина) в самой дальней от Объекта «Б» комнате. И вот, что он, капитан, увидел за закрытыми веками.

Сон капитана

Немного прошло времени с того момента, как погас над горизонтом, где догорало каждый день солнце, – последний лучик, и над миром нависла тьма. Серый сгустился туман, осадки дня испарялись в воздухе, тут и там из развалин бывшего города стали выскакивать ночные жители. Они, как осторожные звери, передвигались перебежками, от укрытия к укрытию. Среди них был и капитан. Но тогда еще только ребенок. Одинокий, брошенный и голодный. Одновременно с этим тьму рассекали в разных точках пустоты дальнобойные фонари. Охотники с собаками выслеживали голодных детей.

Джон Пирс вместе со своим другом прятались под бетонной плитой, упавшей на обломки стены так, что получилось небольшое укрытие с крышей, из-под которой открывался хороший обзор. Уже несколько дней подряд Джон с другом прятались здесь, не меняя своей стоянки. Место стало насиженным, это их и подвело. Жалось к месту, обывательское чувство защищенности было им не чуждо и проникло и в их сердца, одарив коварным покоем. Там, где все знаешь, где все знакомо, там так приятно и легко и комфортно – такое обманчивое и затратное чувство. Ложное по своей природе. Но такое близкое любому человеку. Так сложно бывает, оторвав себя от теплого гнездышка, привыкать к чему-то новому.

Сквозь щель, – когда они, забывшись и почувствовав себя в безопасности, сидели и смеялись, – блеснул луч искусственного света. Поисковый отряд был совсем рядом, они проглядели его.

–Черт, хватай вещи, Джонни, бежим.

Джон метнулся за рюкзаком и, схватив его, стал забрасывать в него припасы. Собака их бросилась вон из убежища и напала на охотника, бившего в этот момент бродягу мужчину.

– Нет, куда ты, Рекс, нет! – закричал Льюис, друг Джона.

– Все, они идут сюда, мы пропали…

Крики и ругань понеслись в их сторону вместе с ветром. Где-то там заскулил зарезанный Рекс, а охотничьи дрессированные гончие – их было несколько – бросились на них с лаем, разбрасывая по сторонам слюни.

Бросив рюкзаки, парни побежали узким путем, лабиринты городских развалин они знали наизусть, могли пронырнуть там, где взрослые мужчины не пролезли бы, но для этого последним и нужны были собаки.

Первым поймали Льюиса, собака вцепилась ему в бедро. Джон взял булыжник и без промедления разбил ей голову, треснувшую, как орех. Но гари был уже ранен, он не мог бежать, другие собаки с лаем приближались все ближе, а также улюлюканья и крики неслись издалека – из пьяных от погони глоток охотников.

– Брось, Джон, беги! Беги, дурак!

Пятясь назад, Джон смотрел другу в глаза. Этот шаг – бросить его, своего напарника по тяжелому беспризорному делу – давался ему тяжело. Он смотрел и пытался понять, правда ли тот прощает его. Очередная собака подлетела и вцепилась Льюису в плечо, содрав мясо до кости и оголив белеющий в красном плечевой сустав. До шеи оставалось чуть-чуть. С Льюисом все было кончено. В глазах его заискрилась лукавым огоньком наступающая на пятки смерть. И Джон побежал.

Пригнувшись, растопырив ноги и руки, весь превратившись в дикого зверя, в рысь, росомаху, да кого угодно напоминал он в этот момент, но только не человека, не ребенка одиннадцати лет. В ушах шумело, будто их залило водой, и гулко в этой воде ухало сердце, как мячик отскакивающий от стенки к стенке, стучало оно в груди. Руки оцепенели и, если повернулся бы у кого язык так сказать, – находились в состоянии контролируемой дрожи. Он перенапряжения, казалось, лопались жилы на руках и ногах.