Бойся своих желаний

– Нет, – твердо сказала она, – эта женщина – личность совсем не демонстративная. Скорее застревающая. Типичная жертва.

Я пропустил мимо ушей наукообразный бред, которого в последнее время нахваталась Римка, и спросил:

– Твое мнение: она замешана?

– На девяносто девять процентов нет.

– А мужик ее?

Мой простой вопрос поставил ее в тупик. Она немедленно начала оправдываться:

– Н-ну… А при чем здесь он?

– Значит, с ним ты не разговаривала?

– А зачем?

– Василиса приносила ключи от квартиры Мишель домой?

– Зачем ей это надо?

– То есть ты об этом тоже не спросила?

И я, и Римка – мы оба понимали, что она прокололась, не побеседовав с сожителем гражданки. Именно поэтому помощница надула губки и огрызнулась:

– Ну, и ездил бы сам, раз такой умный!

– Разговорчики в строю! – рявкнул я.

– Ладно, извини, – пошла на попятный моя сотрудница.

Мне показалось, что она не стала со мной спорить не потому, что я как-никак ее начальник, а оттого, что вознамерилась выскочить за меня замуж. Вот еще черти накачали дополнительную заботу: с матримониальными замыслами Римки разбираться!

А рыжекудрая вдруг оповестила меня – тоном, каким обычно изъясняются не подчиненные, но девушки:

– Раз ты кричишь на меня – не скажу, что еще я там, в Коломенском, видела.

Я пожал плечами: мол, не хочешь – как хочешь, не говори. Я не сомневался: если что-то действительно важное – она покапризничает и расскажет. Ну а ерунда какая-нибудь – пусть себе молчит.

Я не ошибся.

– Знаешь, мне показалось… – начала Римка. – Я не уверена, конечно, но неподалеку от дома Василисы я видела машину Желдина.

– Продюсера и любовника Мишель?

– Ну да.

– А как ты поняла, что это его машина? Ты что, номера пробила?

Римка смешалась.

– Нет. Она так быстро проехала, что я их даже не заметила.

– Ага, номер не заметила, – ухмыльнулся я, – но что машина принадлежит Желдину, определила?

– Да мало их, таких машин, Паша!

– Каких же?

– Белых «Гелендвагенов».

В автомобилях Римка разбирается хорошо. И если говорит, что видела джип «Мерседес» – значит, это не могла быть спортивная «селика».

– А ты что, прямо во дворе Василисы авто продюсера видела?

Она потупилась.

– Нет, на улице. Он мимо проезжал.

Я отмахнулся:

– Даже если это он – мало ли по каким делам Желдин там был! – Я вспомнил, как сам провел вчерашний вечер, и добавил: – Может, он к тайной возлюбленной наведывался.

26. Гнусное разоблачение

А потом я поехал в Щербаковку. Следовал я туда с тяжким сердцем. Мне не хотелось работать. Мне не хотелось работать на Мишель. Я не хотел больше видеть Мишель. Мне было ужасно жаль расстраивать бедного Петра Ильича. Наконец, мне не доставляло ни малейшего удовольствия прилюдно разоблачать госпожу Толмачеву с ее амурными похождениями. В общем, я рулил внешне спокойно – но внутренне корчился. Однажды даже пришла в голову предательская мысль: хорошо бы мне сейчас в аварию попасть – легкую, конечно. Тогда появится законный повод не прибыть в условленное время в Щербаковку. Но я отогнал, конечно, эту идею, как совершенно немужскую. И мучился, но рулил.

В итоге моя фантазия кривым образом материализовалась в перевернувшийся на кольце бензовоз и, как следствие, дикую пробку. Словом, на дачу Васнецова я опоздал на сорок минут. Верно я выговаривал Римке, когда она по обыкновению припозднялась на службу: когда не хочется идти на работу – тебя и ноги не несут. Вот и я позорно опоздал на деловую встречу. Калитка – видимо, специально для меня – оказалась приотворена. На участке я первым делом увидел серебристый «Лексус» – наверняка моей заказчицы. По тропинке сквозь глухой лес подошел к дому.

Троица – правнучка-скромница, благостный дед с седыми кустами бровей и мадам Толмачева – за столом в саду вкушала чай. Возможно, они только что отобедали. Я помнил, сколь неукоснительно соблюдается в доме Васнецова режим дня. «Похоже, последний спокойный обед в благородном семействе», – мелькнуло у меня.

А пока на белоснежной скатерти красовалось три сорта варенья, сыр, крыжовник, а также рукотворный лимонный торт. Я нисколько не сомневался, что данный шедевр кулинарного искусства – еще один шаг самарской гостьи по пути завоевания сердца дедули. Судя по мирной диспозиции, ничего пока Мишель прадеду не сказала. Ожгла меня, опоздавшего, взглядом. Ну да, ей ведь пришлось ждать. Бить по живому – моя задача.

– Ах, садитесь, Паша, – захлопотала Толмачева, – берите пирог, сейчас принесу вам чашку.

В ее голосе и движениях сквозила напряженность: чувствовала несчастная, ох, чувствовала, что недаром мы здесь собрались. Дед с большим одобрением посматривал на аппетитные формы суетящейся «помощницы по хозяйству». Он прямо-таки расцветал, когда она была рядом. Мне его было чертовски жалко. А вот ее, развратницу и фарисейку, – нисколько.

Чтобы покончить быстрее с неприятным делом, я отодвинул поданную мне чашку. Выложил на стол конверт. Откашлялся.

– Как вы знаете, я по просьбе Мишель занимаюсь расследованием совсем другого дела. Но случайно набрел на факты, которые счел своим долгом довести до вас.