Бойся своих желаний

Прошло не менее часа поисков, когда оперативник полез в вентиляционное отверстие на кухне и вдруг воскликнул:

– Понятые, пожалуйста, подойдите ближе!

Он вынул из вытяжки полиэтиленовый пакет. Высыпал его содержимое на кухонный стол. В глазах зарябили золото-бриллианты. А еще в пакете имелся файлик с рукописным листочком – пожелтевшим от времени, со строчками на английском языке.

– Это не мое! – вскинулась Василиса. – Да что ж вы делаете?! Я ни при чем! Это нам подбросили! – На глазах у нее появились слезы.

– Все говорят: подбросили, – добродушно пробурчал опер.

А Василиса зашлась:

– Вы звери! Вы специально нас подставляете! Не знаем мы, что это! Да что вы за люди?!

– Тише, тише, женщина, – спокойно ответствовал оперативник, – в ушах аж звенит. Не признаете, что вещички ваши – так и запишем в протокол, тихо, спокойно, без всяких воплей. Наше дело маленькое, коль нашли, зафиксируем. А ваше или нет – суд разберется.

Когда мы выходили из подъезда, случилось нечто, чего я в жизни еще не видывал на местах проведения следственных действий.

Первой на улице появилась в сопровождении милицейского наряда задержанная гражданка Украины Кирпиченко – и тут же на нее обрушился свет софитов, щелчки затворов фотокамер и крики:

– Зачем вы похитили автограф битла? Что вы хотели с ним делать? Почему вы ограбили свою хозяйку?

К чести наряда, растерянность ментов продолжалась недолго. Бегом-бегом они вырвали Василису из кучки журналистов, добежали до «козелка», подсадили ее, сами впрыгнули – и были таковы. Тогда микрофоны и объективы нацелились на нас. Я закричал: «Мы понятые», схватил Римку за руку и выбрался из толпы. Оставшиеся опер со следаком тоже оказались не лыком шиты – пробрались сквозь корреспондентов с непроницаемыми минами и криками: «Без комментариев!»

Укрывшись в моей машине, мы с рыжеволосой помощницей, однако, не спешили покидать место действия. Я оценил диспозицию: у подъезда стандартной шестнадцатиэтажки толпилось три телекамеры, штук пять объективов и человек десять с микрофонами и диктофонами наголо. Подружка моей юности суровой Татьяна Садовникова работала в рекламе, и от нее я знал, что нагнать такое количество корреспондентов нелегко. На визит Мадонны они, положим, соберутся. На находку автографа битла – по всей видимости, тоже. Но откуда журналлерам заранее знать, что мы с ментами найдем в квартире Василисы?

А тут перед ними откуда ни возьмись возникли продюсер Желдин и моя заказчица Мишель. Хищные звуковые и зрительные наросты нацелились на них. Я бросил Римке: «Сиди здесь», – а сам выбрался из авто и присоединился к толпе, атакующей деятелей шоу-бизнеса. Внимания на меня никто не обращал. А сладкая парочка принялась вещать.

– Самое главное, – экспансивно говорил продюсер, – что правоохранительным органам удалось в целости и сохранности вернуть автограф битла! Сейчас оригинал отправлен на экспертизу, однако вы можете посмотреть копию. – Он развернул перед собой бумагу. Щелчки фотоаппаратов стали особенно заливистыми. – А преступники арестованы и в ближайшее время, я думаю, предстанут перед судом.

Я вернулся в машину.

– Тебе не кажется, что тебя поимели? – спросила Римка.

«Во всех смыслах этого слова», – чуть не брякнул я, вспомнив, как меня употребила Мишель, но угрюмо поправился:

– Как и тебя.

– Вот уж не думала, что наше агентство станет заниматься раскруткой певиц.

– Н-да, мы обеспечили силовую поддержку пиар-акции.

– Слушай, Паша, а ты не считаешь, что все подстроено?

– На все сто.

– Никак не могу понять: зачем Мишель это надо? Если бы она просто рассказала людям историю про автограф – неужели было бы не так интересно?

– Не знаю. Наверное, с кражей больше шансов попасть на первые полосы. А Мишель на все готова, лишь бы ее заметили.

– Но тетку эту, Василису, жалко.

– Еще бы.

– Мне – жальче, чем тебе. Я с ней беседовала.

– Мне кажется, дело спустят на тормозах. В крайнем случае, оно развалится в суде. Ни у кого ведь нет интереса обязательно посадить Кирпиченко. Мишель со своим хахалем уже прокукарекали. Теперь для них хоть не рассветай. Менты разберутся, конечно. Следственный эксперимент, алиби и прочее. Не, реального срока Василисе, конечно, не дадут.

– Ага, а до суда она будет париться в СИЗО.

– Ну, может, ее выпустят под подписку, – вяло возразил я.

– Ты хоть представляешь, что такое следственный изолятор? Да еще летом? В жару?

– Бывать приходилось, – скривился я.

– Но эта женщина, Пашенька, будет страдать там в каком-то смысле из-за тебя.

– Что ты, Римма, предлагаешь?

– Предлагаю? Действительно раскрыть это дело.

– И посадить Мишель?

– А почему нет?

Я скривился.

– По-моему, в тебе говорит ревность.

– Размечтался! – налетела на меня рыжеволосая фурия. – Это ты постель мешаешь с работой!

– Какую постель? – вяло возразил я.

– А чего ты так о своей Мишке печешься?

– Не о ней, женщина, я забочусь, не о ней! Если ты не забыла – она наш клиент. Да кто к нам обращаться станет, если узнают, что мы своих клиентов сдаем?

– Послушай, Паша, ты ведь честный человек…

– Ну, положим.

И тут Римка произнесла целый монолог: