Бойцы Агасфера (Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы)

Над седыми скалами вставал блеклый холодный день. Дождь на время перестал, но все: шинель, фуражка, вещевой мешок – были насквозь мокрыми. В револьвере оставались три патрона, имелся еще нож, годившийся, чтобы вскрывать консервы или всадить его в горло врагу. Но консервов не было, а краснопузые едва ли подпустят ближе, чем на винтовочный выстрел.

Все было кончено. Последние пароходы уже отплыли из Севастополя и Феодосии. Арцеулова сочтут пропавшим без вести и, может, помянут за невеселой попойкой где-нибудь в Стамбуле. Но Ростислав был жив. Жив – и упорно, вопреки всякой логике, не желал умирать. Проще всего найти ближайший пост краснопузых и выпустить оставшиеся пули, желательно получше прицелившись. Его война будет окончательно завершена, как Арцеулов и предполагал когда-то, в занесенном снегами Нижнеудинске.

…Подполковник Арцеулов довоевал до конца. Июль, август, сентябрь, октябрь – месяцы растянулись в целую жизнь. Он прослужил честно, хотя и не совсем так, как хотел. В бой больше не посылали. Барон усадил Ростислава за бумажную работу. Арцеулов составлял приказы, редактировал сводки, проверял отчеты, а в начале августа нежданно-негаданно получил приказ отправиться в Варну вместе с генералом Драгомировым для переговоров с союзниками.

В Варне – заштатном порту, где было больше греков и турок, чем болгар – работы оказались немного. Деньги имелись, но ресторанный загул не манил, и Арцеулов начал с неожиданного – отправился в городскую библиотеку. Нейтральные болгары аккуратно получали через Швецию большевистскую прессу, и Ростислав, чувствуя легкие угрызения совести, углубился в чтение свежей подшивки «Известий».

Жизнь в Большевизии, в пролетарском раю с бесплатной воблой по карточкам, интересовала мало. Он искал корреспонденции с фронта – и поражался. Бои в Таврии мало волновали комиссаров. Их больше интересовала Польша, где красный клин упорно прорывался к Варшаве. О Врангеле писали походя и все больше – с иронией. Барон и его Русская армия были уже списаны в расход.

Арцеулов морщился от тараканьих виршей Демьяна Бедного, но упорно продолжал поиск. Он знал, что ищет. Терпение было вознаграждено – в номере за 30 июля взгляд сразу же наткнулся на большую статью «Герои Южного фронта». Мелькнуло знакомое название – полк имени Парижской Коммуны. Номера, естественно, не было – по давней репортерской традиции он именовался «Н-ским». Репортер сообщал, что бойцы славного полка бодры, веселы и полны решимости добить до конца белую гидру, напрасно бряцающую ржавым оружием, полученным от мирового капитала. Это подтверждал и командир – гроза белых, пламенный большевик Степан Косухин…

Ростислав отложил подшивку и несколько минут сидел, не открывая уставших от чтения глаз. Итак, Степан жив, и ему пока ничего не грозит, – иначе бойкие писаки не стали бы прославлять зазнавшегося «красного орла» на всю Совдепию. Большего и не требовалось.

Арцеулов дал телеграмму в Париж Валюженичу, сообщив, что пробудет в Варне еще несколько дней. Ответ пришел быстро, но телеграмма была не от Тэда. Шарль Карно, о котором Ростислав знал из письма Валюженича и рассказов Степы, сообщал, что Тэд отправился на летние вакации в Абердин, к своему уважаемому родителю, и предлагал всю возможную помощь.

На следующее утро Арцеулов отправился в ближайший фотосалон. Потемневшие дощечки с непонятными знаками были с собой – Ростислав предпочел не расставаться с ними. Там весьма удивились, но все же выполнили заказ. Фотографии вместе с тщательно упакованными стеклянными негативами он отослал в Париж. К посылке прилагалось письмо. Арцеулов сообщал, что если до августа 21-го он не появится в Париже, Валюженич и Карно вправе поступить с наследством по своему усмотрению, а заодно указал адрес находки и фамилию владельца – старого Вейсбаха. Велик был соблазн был отправить Тэду оригиналы, но Ростислав все не решился. Почта могла что-то напутать, к тому же, таблички доверены именно ему…

За день до отплытия в Крым он получил еще одну телеграмму. Карно извещал о получении посылки, желал скорейшей демобилизации и передавал поклон от Натальи Федоровны Берг. Арцеулов знал, что Наташа его не помнит. Заочный поклон был лишь данью вежливости.

В Джанкое его ждало известие, на которое Ростислав уже и не надеялся. Виктор Ухтомский сумел добраться на шаланде от самой грузинской границы до Феодосии. Правда, увидеться не удалось. Князь тут же уехал на фронт, в дивизию Антошки Тургула, штурмовавшую Каховку. Виктор оставил в штабе короткое письмо, сообщая, что жив-здоров, получил, наконец, штабс-капитана и заодно представлен к ордену Святого Николая. Письмо кончалось надеждой на скорую встречу – если не в Столице, то в освобожденной Каховке.