Читаем Бойцы моей земли (Встречи и раздумья) полностью

Вначале об Уитмене. Тут дело обстоит сложнее. Весь вопрос в том, что сам Уитмен брал за образец гомеровские поэмы. Кстати, между поэмами Гомера и «Словом» есть много общего. Это героические эпосы великих народов. Но «Слово» лиричнее. В нем клокочут любовь и ненависть, как в «Житии» неистового протопопа Аввакума.

Захватывающе читается сборник «Слово о полку Игореве», где напечатан талантливый перевод Алексея Югова и его статьи, объясняющие и защищающие великий литературный памятник. В них с исключительной полнотой раскрывается эрудиция и темперамент автора, литератора, ученого, бойца.

Недавно Алексею Кузьмичу исполнилось семьдесят. Пришло (Много приветствий, появились юбилейные статьи в московских газетах и журналах и в родной «районке», с которой Югов дружит долгие годы. В специальном сосуде зауральские земляки прислали любимому писателю воду из Тобола и родимую землю, которую теперь охраняет в юговском кабинете сказочный богатырь.


Благородный рыцарь, рыцарь слова
Русского пахучего, хмельного,Чудится: из глубины вековТы пришел в шеломе и кольчуге,Нет, ты прискакал, приплыл на стругеС дальних зауральских берегов.


Я беру в руки роман Алексея Югова «Ратоборцы», изданный в Чехословакии. Подруга писателя Ольга Ивановна, знающая чешский язык, переводит мне добрые слова чешского ученого. А вот дарственный экземпляр книги Андриана Топорова «Крестьяне о писателях», поддержанного в свое время Юговым. Алексей Кузьмич задумчиво улыбается.

— Давно с ним переписываюсь. Частенько открываю его книгу и наслаждаюсь живым, прекрасным русским языком.

Юговский перевод «Слова» был высоко оценен Николаем Асеевым, писавшим в статье «Глагол времен», что новизна этого перевода не только в иной трактовке отдельных мест текста, но и в новом подходе к нему, в прочтенном заново, свежими глазами, поэтическом произведении огромной изобразительной силы. Доброе слово об исследовательских поисках и новаторском переводе Алексея Югова сказали знатоки «Слова» академики Б. Греков и А. Орлов. Почти сорок лет Югов, как верный храбрый рыцарь, стоит на посту у бессмертного памятника, знает наизусть каждую его деталь и ее происхождение.

Мне довелось присутствовать при темпераментном споре Алексея Югова с автором книги «Витязи» Игорем Кобзевым, взявшимся за поэтический перевод «Слова». Причина: разное толкование одного слова. И я подумал: а ведь это удивительное произведение оказало огромное влияние и на прозу Алексея Югова, на его романы «Шатровы» и «Страшный суд». Сошлюсь и на собственный опыт. В меру своих сил я, как и многие мои товарищи, всегда старался учиться у «Слова» образности, динамизму, краткости.

«Слово о полку Игореве», так же неотъемлемо от России, как Волга. Оно питало и будет питать своими родниковыми ключами литературу и искусство, историческую науку и самосознание нашего парода.

ТАЕЖНЫЕ БЫЛИ

Можно было бы написать большой литературный портрет каждого из этих двух интересных художников. Да они, очевидно, уже и написаны.

Моя задача куда скромнее. Сопоставить их две книги, сказать, что их объединяет и чем они отличаются. Иногда от такого сопоставления скорее уловишь особенности, присущие именно этому писателю.

Романтики Сергей Воронин и Николай Шундик… Оба начинали со стихов. Воронин под большим секретом мне признался, что первые стихи написал потому, что стихотворством увлекался его товарищ. Школьник Сережа написал что–то в этом роде:


Выпал снежок,
Покрыл поле и лужок.Леса побелели,Птички улетели…


Какие стихи писал школьник Коля Шундик — не знаю. Зато многие знают, какие повести и романы написал дальневосточный учитель Николай Шундик — «На земле Чукотской», «На севере дальнем» и «Быстроногий олень». Сергею Воронину в юности довелось побывать с изыскательной партией в родной для Николая Шундика дальневосточной тайге. Так родились две таежные были. Я говорю о романе Шундика «Родник у березы» и романе Воронина «Две жизни».

«Родник у березы» — большое эпическое полотно, движущаяся история дальневосточного края, а «Две жизни» — лирический дневник молодого изыскателя. Что, казалось бы, между ними общего? А оно есть. Оба писателя пристально вглядываются в таежную жизнь тридцатых годов, зорко подмечают, что было действительно новым, а что было старым, лукаво надевшим личину нового.

Будь то партия изыскателей или коренные таежники — борьба шла везде. Изворотливые себялюбцы, играя на излишней подозрительности, пользовались недозволенными приемами, иногда им удавалось оклеветать честных патриотов. Но народ обмануть нельзя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное