Бойцы Сопротивления

Колесник спешил… Под колючую проволоку прополз довольно удачно, но как только полез под забор, одна из досок несильно стукнула, и ему показалось, что на вышке завозился часовой. Он затаил дыхание, вжался в снег — боялся, что вспыхнет прожектор. Так неподвижно пролежал Александр минут пять. Однако вокруг было тихо. Тогда он двинулся дальше — осторожно миновал наружный ряд колючей проволоки и еще энергичней заработал руками и ногами. Быстрее, быстрее!.. И вот тут он и потерял след-борозду, оставленную Николаем. Этот след должен был идти прямо, однако на его пути вдруг вырос какой-то бугорок, а след пропал. Он тревожно заметался туда-сюда и тут же обнаружил, что Николай обошел бугорок слева, чтобы он оставался между ним и часовым — в случае чего, за него можно было укрыться. «Молодец, — подумал он, — сообразил как надо».

Прополз еще немного и уперся в ограду усадьбы. Рядом проступало темное пятно.

— Это ты, Николай? — спросил он с волнением.

— Я.

Пока дыхание приходило в норму, они лежали рядом, вслушиваясь в обманчивую тишину, ждали Геращенко. А вот и он. Не обменявшись ни единым словом, они поднялись на ноги и бегом кинулись прочь от усадьбы.

Никифоров начертил им схематическую карту городка, они выучили ее наизусть, но все равно в темноте долго плутали по пустынным улицам и переулкам, пока наконец не выскочили на окраину поселка. Тропинка тут петляла вдоль железнодорожного полотна. Слева от нее чернел кустарник — в темноте смутно проступали однообразные домики и приусадебные постройки, тянулись пустыри со складами. Здесь было тихо и пустынно, но этой тишине они не очень-то доверяли.

Вновь долго петляли по темным улочкам и переулкам, пока наконец, еле переводя дыхание, не попали в тот квартал, который был им нужен. Тут был скверик, на углу стоял нужный им дом.

Нажав кнопку звонка, они затаили дыхание. Некоторое время за дверью стояла тишина, потом в коридоре что-то звякнуло, покатилось, дверь немного приоткрылась, в щель высунулось встревоженное лицо. Но хозяин квартиры о их приходе был уже предупрежден, поэтому он тут же открыл дверь пошире и молча пропустил беглецов внутрь. Сам на некоторое время задержался на крыльце, прислушался. Когда дверь осторожно закрылась и звякнул запор, в руках француза вспыхнул слабый пучок света от карманного фонарика, и они гуськом двинулись следом за ним по узкой, крутой лестнице вверх. В крохотной комнате, освещенной тусклым светом зеленого абажура, хозяин квартиры сказал:

— А теперь давайте знакомиться. Люсьен! И пожал руку каждому из них.

Люсьену было лет тридцать пять. Молча вышел он в соседнюю комнату, назад вернулся с ворохом одежды.

— Это для вас, — сказал он, — переодевайтесь.

Пока они переодевались, Люсьен, прислонившись к узкому окну, наблюдал в щелку ставни за улицей, которая за желтым зданием складского типа сворачивала вправо, терялась в темноте.

Некоторое время на улице было тихо и пустынно. Но вот, оглашая окрестность пронзительным визгом сирены, по ней пронеслась полицейская автомашина, не спеша, словно на прогулку, поскрипывая сапогами, кто-то медленно прошел под окном. Очень возможно, что квартал оцеплен и в любую минуту начнется облава. В таком случае опасность грозит не только им, но и хозяину квартиры, но когда Колесник сказал об этом Люсьену, тот лишь хмыкнул:

— Спешить не станем!

Однако рано утром он увел их на другую квартиру. Днем в дверь осторожно постучали. В комнату вошел высокий, стройный блондин, представился:

— Алексей.

Это был тот самый представитель Центрального Комитета советских военнопленных, о котором рассказывал Никифоров. Он принес документы, изготовленные французским подпольем, рассказал о событиях на Восточном фронте и обстановке во Франции.

А в полночь явилась проводница, присланная французским подпольем, и началась их, полная тревог и опасностей, дорога в партизанский лагерь.

* * *

Колесник вспоминал, а Петриченко гремел посудой и все посматривал на дверь, ждал прихода товарищей. Наконец на лестнице послышались шаги.

— Идут, — обрадовался он.

Порог мансарды переступили трое. В одном Колесник узнал Загороднева, двух других в полумраке трудно было различить. Кто-то из них задел пустое ведро. Оно покатилось по полу, гремя и подпрыгивая.

— Т-с-с! — зашикал Петриченко, предостерегающе поглядывая на спящего Николая. Но тот продолжал храпеть как ни в чем не бывало.

— Во дает, — улыбнулся Загороднев.

Колесник смотрел на него и радовался переменам: он поправился, на щеках появился румянец. В те дни, когда решено было создать свой партизанский отряд, встал вопрос: кого послать на место, чтобы он, как говорят, пустил корни, а уже потом вокруг него стали бы собираться остальные…

— Загороднева, — не задумываясь, предложил Петриченко, — в прошлом сельский учитель, ему знаком крестьянский труд, хорошо знает французский. Словом, его и только его.

И Петриченко в выборе не ошибся: с поручением Загороднев справился успешно.

* * *