Бокал вина

Лезерхед - это то место, где Мертон совершил преступление. А насчет своего злополучного дня рождения Тотмен говорил мне уже третий раз.

Я поехал автобусом в Хемпстедскую пустошь. Обошел раз двадцать вокруг Овечьего пруда, и с каждым кругом теория Тотмена казалась мне все глупее и глупее. Я все больше убеждался, что преступник заставил нас втиснуться в узкие рамки тонко и ловко навязанной им версии. Это звучит фантастично, понимаю, но я почти физически ощущал, что убийца подталкивает нас в спину, направляя по угодной ему дорожке.

Я присел на скамью, набил трубку и сказал себе: "Ладно! Преступник хотел, чтобы я поверил в то, во что я действительно поверил, значит, он вёл игру не так просто, а намного сложнее. Это означает: истинно именно то, что лежит на поверхности, а не то, в чем преступник хотел нас убедить. Теперь, Фред, ты начнешь все сначала, и отныне ты не будешь идти у него на поводу".

И конечно, самое первое, что пришло мне в голову теперь, было то, что преступник хотел убить именно дворецкого!

Мне уже казалось невероятным, как могли мы раньше не подумать об этом. Какой дворецкий не устоял бы перед соблазном и не отведал бы стаканчик, переливая хозяйское вино в графин? Значит, можно было не сомневаться, что Перкинс станет первой жертвой отравленного вина.

"Однако - стоп. Не спеши, Фред", - прервал я сам себя. Возможны возражения. Первое:

Перлине мог быть исключением и вовсе не был любителем попробовать хозяйские вина. Второе: даже если Перкинс и был таким "любителем", он мог в тот вечер, скажем, неважно себя чувствовать и припрятать стаканчик, чтобы выпить его позже. Не слишком ли рискованно было для убийцы - ведь он хотел отравить только Перкинса и ничего не замышлял против семьи лорда Хедингема - всецело зависеть от того, выпьет дворецкий первым или нет?

Внезапно я увидел решение, которое все объяснило. Это вовсе не было бы рискованно, если бы: а) убийца наверняка бы знал о привычках дворецкого; б) мог бы в случае необходимости предостеречь семейство лорда. Иначе говоря, если бы он был другом семьи, присутствовал на ужине и, не вызывая подозрения, мог вовремя предотвратить опасность.

В таком случае это мог быть только сэр Вильям Келсо. Потому что сэр Вильям Келсо был единственным человеком в мире, который мог сказать: "Не пейте это вино. Я не посылал вам его. Это мистификация... если не больше..."

Почему мы не подозревали его с самого начала? Одна из причин, конечно, заключалась в нашем предположении, что жертвой был намечен кто-то из Хедингемов, а в преданности сэра Вильяма этой семье никто никогда не сомневался. Но главной причиной было наше допущение, что наиболее невероятным поступком со стороны преступника было бы приложить к отравленной бутылке свою визитную карточку. Мы заблуждались, забывая, что НАИБОЛЕЕ НЕВЕРОЯТНЫЙ поступок со стороны преступника может быть НАИБОЛЕЕ ВЕРОЯТНЫМ поступком, если преступник по-настоящему умен.

Чтобы окончательно убедиться в правильности своей версии, мне оставалось установить мотивы преступления... И вот я решил доставить себе удовольствие послеполуденного чаепития с экономкой лорда Хедингема. Мы переглядывались с ней еще раньше, во время моих посещений этого дома, а в те годы я пользовался успехом у женщин. Когда я ушел от нее, то знал две вещи - Перкинса не любили не только внизу, но и наверху.

"Удивительно, как они терпели его. А ее светлость совсем изменилась в последнее время".

"Как изменилась?" - спросил я.

"Сразу как-то помолодела, если вы понимаете меня, сержант Мортимер. Снова стала как девушка, благослови ее господь!"

Я понимал, о чем шла речь. Догадка моя подтверждалась. Шантаж.

Что предпринять дальше? Чего стоили мои "драгоценные" выводы? Да ровным счетом ничего. Прямых доказательств у меня не было. Если бы Келсо оставил хоть одну прямую улику, тогда моя версия почти наверняка убедила бы присяжных. Впрочем... улика была: визитная карточка! Но эта единственная улика одновременно доказывала его полную невиновность. Тотмен просто посмеется надо мной. Я задумался, а не удастся ли мне самому посмеяться над ним...

Я сел в автобус и отправился в Реджент-Парк, чтобы детально обдумать там сложившуюся ситуацию. И тут, очутившись у Ганноверской террасы, я увидел Робертса.

"Хелло, молодой человек! Каким ветром вас сюда занесло?"

"Хелло, мой сержант, - усмехнулся он. - Я только что беседовал со своим однокашником - камердинером сэра Вильяма Келсо. По мнению Тотмена, он должен был хорошо знать Мертона. Как говорится, между ними, камердинерами..."

"Вернулся ли инспектор Тотмен?" - спросил я.

Роберте вытянулся в струну и ответил:

"Никак нет, сержант Мортимер, возвращение инспектора Тотмена из Лезерхеда, графство Суррей, ожидается не ранее чем сегодня к ночи".

Вряд ли можно было сердиться на мальчишку. Он никого не уважал, но был славным парнем. И глаз у него был острый, как у ястреба. Он видел все и не забывал ничего... Я сказал:

"Вот уж не знал, что сэр Вильям проживает где-то поблизости".

Роберте показал через дорогу: