— Ты намекаешь на города, которые кочуют из рук в руки и в которых мера золота при нашей жизни не раз скакала от мешка картошки до небольшого домика и обратно? — уточнил Кристоф.
— И это тоже. Но даже эта проблема мне кажется не такой серьезной. Оглянись вокруг — здесь красиво и чисто, люди улыбаются, общаются и работают. За два дня на землях этого поселения мы не встретили ни одной банды, ни одного разбойника, ни одной подозрительной личности. Все довольны жизнью, и я не побоюсь этого слова — счастливы. А счастье всегда вызывает зависть. В Разбойничьем стане знают про это поселение, его посещали разные люди с разными характерами и разным отношением к жизни. Староста по своей наивности думает, что хорошие люди будут помнить об этом поселении и вернутся сюда, и помогут его поднимать и превращать их общину в полноценный город, — может, все и так. Но и плохие люди тоже будут помнить об этом месте, они унесут отсюда затаенную зависть и воспоминания о счастье и богатстве местных жителей.
— Ты, кажется, забыл, что нас сюда пустили и все нам показали только потому, что местной провидице понравилась наша аура, — парировал Кристоф. — Уверен, что плохих людей здесь не жалуют, им не показывают и не рассказывают все то, что показали и рассказали нам, и уж тем более им не предлагают здесь остаться жить и работать. А значит, и риск, что какой-то завистник затаит злобу на это место и соберется на него напасть, сводится к минимуму. И даже если мы начнем всем подряд в городе расписывать, как здесь хорошо и здорово, то никто нас не будет слушать, потому что в любом городе все приезжие всегда сначала будут рассказывать тебе, как в твоем городе хорошо, а, столкнувшись с первыми проблемами, начнут вспоминать, как было хорошо там, откуда они приехали.
Роджер долго и задумчиво молчал, разглядывая красивую мостовую. Кажется, когда староста оговаривал упомянутый Кристофом момент за обедом, Роджер так уплетал салат, что у него закладывало уши, и он все пропустил. И сейчас Кристоф легко разнес его версию плохого будущего в пух и прах. Но все же лучше быть пессимистом и ошибиться, чем быть оптимистом и тоже ошибиться.
— Я бы уточнил, что проблемы начнутся, если они вдруг потеряют свою провидицу, или если она потеряет свой дар. Вот тогда уже всякий сброд, польстившись хорошей жизнью и выдавая себя за хороших людей, просочится в этот маленький мир и потихоньку начнет подгонять его под себя, — теперь уже Кристоф выдал усовершенствованную негативную версию идеи Роджера.
— Как я понял, провидица — это Анна, дочь старосты, — высказал свое предположение Роджер.
— Да. Я тоже об этом подумал. Может, вся идея этого поселения вертится вокруг одной хорошей семьи, — Кристоф остановился и обернулся на собачий лай. Отставший от них шагов на тридцать, Балда стоял возле изгороди одного из домов и играл с собаками. Он гладил их по головам и бросал им палку в глубь двора. Собаки бежали наперегонки, возились с палкой, не могли поделить и, держась за нее вдвоем, несли к Балде. Третья собачка поменьше, скорее всего, щенок, семенил за большими в обе стороны. Балда перегибался и гладил мелкого, потому что до края изгороди тот не доставал.
Роджер и Кристоф смотрели на эту игру со странным, но понятным им обоим чувством.
— Мы так и не дали ему имя и не настояли, чтобы Джоф дал ему имя, — Кристоф уже давно не страдал от этой мысли, смирился с ней и сейчас просто констатировал факт.
— Я бы давно мог пристыдить Джофа, надавить на него и даже сам дать имя мальчику, но у меня есть теория, о которой я, может, уже рассказывал, — начал излагать свою мысль Роджер. — Теория о том, что имя дается нам не просто так, Кристоф, совсем не просто так. Сейчас имя Балде не нужно — он не поймет и не оценит, и не познает радости его наличия. Его имя не нужно Джофу, который обманывает сам себя, отодвигая все решения за линию горизонта. Без имени человек не может умереть, то есть смерть Балды не принесет Джофу серьезной травмы, если вдруг Балда случайно утонет или с ним что-либо случится. Его имя не нужно и нам, охотникам на монстров, охотникам, которые живут и копят денежки, при том, что сами не особенно уверены в своем будущем. Сейчас его имя не нужно никому на свете — возможно, никому, кроме нашей чувствительной Хлои, которая, уверен, зовет его про себя как-то по-особенному, но нам не говорит. Его имя могло бы помочь нам показать свою человеческую сущность перед соседями, но у нас нет соседей. Имя нужно человеку, когда он осознает себя полноценным человеком, когда люди рядом с ним осознают его полноценным человеком.
Роджер закончил. Кристоф был очень удивлен, но не столько этой, давно уж понятой им самим теорией. Он был удивлен тем, что они с Роджером очень похожи, но он никогда этого даже не замечал. Они давно так не беседовали и не раскрывались друг перед другом. Всегда они были в одной большой компании, которая, с одной стороны, довольно дружная и веселая, а с другой — все-таки довольно большая, чтобы можно было вот так поговорить и раскрыться.