Больница как она есть

■

Вступление

Прежде всего я должна объясниться. Это благодаря Полю я решилась проникнуть в мир белых халатов.

Париж для меня превратился лишь в пересадочный пункт. После алжирской войны, как только зарубцевались полученные в Оране ранения, я перебиралась с киносъемочным аппаратом и пишущей машинкой из джунглей Южного Вьетнама в Ханой, из Камбоджи в горы — к партизанам Лаоса, забредала к пигмеям, пересекала границу Анголы... чтобы вернуться вновь в Юго-Восточную Азию. После подписания парижского соглашения о мире во Вьетнаме я оказалась перед красным сигналом светофора, с заглохшим мотором. Тут я как раз заболела и обнаружила, что уже не знаю своей страны. Корешки порвались.

Пришлось возвращаться вспять. Отыскивая то место, где порвалась связующая, жизненно важная нить, я нашла Поля, главного врача одной из парижских больниц. Никто уже не зовет его Полем с самого 25 августа 1944 года, разве те немногие, кто остался в живых — в том числе я — из группы Сопротивления студентов-медиков, которую он возглавлял.

Мне было тогда восемнадцать лет, меня звали Райнер, я училась в акушерской школе. Была «голубой малюткой[1]» из Порт-Руайяля. Как порыв ветра, пронеслись мой уход в подполье, участие в вооруженном сопротивлении и арест. Я так и не сдала никогда выпускных экзаменов, и единственное, к чему оказалась пригодна после Освобождения, — стать военным корреспондентом.

Покуривая трубку, Поль размышлял о моих проблемах.

— Хочешь возобновить знакомство с Францией? — сказал он. — Послушай, скоро летние каникулы. В это время в любой из больниц Парижа или провинции хроническая нехватка персонала приобретает характер прямо-таки драматический. Для черной работы нанимают кого придется. Даже у меня парочка бродяг заправляла хозяйством в августе прошлого года! Если хочешь...

Я и нырнула — работала больше месяца, не будучи узнанной, в отделении сердечно-сосудистой хирургии, потом в хирургической реанимации, как в больницах Общественной благотворительности, так и в частном секторе. Но никогда у Поля, чтобы не плутовать.

Ежевечерне я вела дневник, с мыслью в дальнейшем его использовать. Мне не хотелось писать очерк о состоянии медицинской службы во Франции, но еще со смерти моей матери я чувствовала себя в долгу перед медсестрами и санитарками, этими «прислугами в белом», которых совсем недавно называли «сиделками»; их сверх всякой меры эксплуатируют, им платят гроши, хотя они-то ближе к больному, чем кто бы то ни было. Всегда безропотные.

Дневник мой, пусть это лишь беглые записи, посвящается им. А также множеству незнакомцев, которые хотя бы раз в жизни прошли или пройдут, задержавшись там на короткий, а то и на долгий срок, сквозь вселенную Жюстины, Симеона, Елены.

И да не будет им страшно.

«Сквозь слезы, но весело»

Меня предупредили при найме: «Вам и уборкой придется немного заняться». Я приготовилась к худшему, но, черт побери, когда, придя спозаранку, я увидела протяженность плиточного пола: общую палату на двадцать четыре койки, две дополнительные, каждая на шесть коек, изолятор, лестничные площадки, ватерклозеты, раздевалки, служебное помещение, комнату медсестры... Когда мне дали в руки щетку, ведро, половую тряпку, я призадумалась, хватит ли у меня ловкости, ничего не разбив, вымыть пол на таком необъятном, но и столь плотно загроможденном пространстве. Железные кровати чересчур близко сдвинуты, окружены хрупким лесом капельниц, стеклянными утками, тяжелыми допотопными колясками, неизменно застревающими на полпути.

Представляясь старшей медсестре, я столкнулась с Марией, девушкой, только что прибывшей из своей Гваделупы и нанявшейся одновременно со мной. Ее направили вниз, а меня на второй этаж. Не выпуская из рук половую щетку, она ухватилась за иконку, висевшую у нее на груди, и взмолилась:

— Иисус-Мария, сделайте так, чтобы я научилась мыть пол.

А меня и саму обуял страх.

Но мне повезло. В этот первый день я оказалась сверхштатной, а не одиноко брошенной в неведомую область обслуги, как Мария, хотя, по-видимому, в ее положение попадают девять из десяти «поломоек» в учреждениях бесплатной медицинской помощи. Мне Елена сказала: «Следуйте за Жюстиной. Она знает свое дело». Вот я и шла по пятам за бретонкой, повязавшей синий фартук поверх белого халата.

Зашли в ватерклозет, где были и мусоропровод, и склад щеток, и два умывальника, предназначавшихся для ходячих больных. Я сказала Жюстине:

— Научите меня.

Она могла бы поиздеваться над моей неосведомленностью. Но не сделала этого:

— Уж если приходят работать сюда — значит, иного выхода нет.

И она мне все разъяснила.

Вначале надо приготовить смесь из горячей воды, кристаллов жавеля и черного мыла.