Но Цзиньтун углядел Наташу и на черном. Теперь он уже не старался скрыться от нее, а сам гонялся за ней как сумасшедший. Она же поначалу где только не появлялась, а теперь пряталась то тут, то там. «Наташа, послушай, что я тебе скажу…» – с этими словами он кидался в темный угол и ударялся головой о стенку. Наташа у него залезла в мышиную норку. Он тоже попытался пролезть туда. Ему чудилось, что он уже там, бежит за ней по запутанным лабиринтам с криком: «Наташа, не убегай, ну почему ты все время убегаешь?!» А она выскальзывает из норки с другой стороны и исчезает. Оглядевшись, он видит, что Наташа, став тонкой и плоской, как лист бумаги, прилепилась к стене. Он гладит обеими руками эту стену, уверенный, что гладит Наташино лицо. Она изгибается в талии, проскальзывает у него под мышкой и забирается в очаг, измазав все лицо сажей. Он встает перед очагом на колени и принимается вытирать ее. У нее на лице он сажу не вытер, а вот сам перепачкался.
В конце концов матушка в отчаянии бросилась в ноги отшельнику Ма – великому мастеру изгонять злых духов. Он не практиковал уже много лет, но ей как-то удалось уговорить его.
Он явился в длинном черном одеянии, с распущенными волосами, босой, стопы выкрашены красной краской, в руках – меч из персикового дерева, и при этом бормотал что-то непонятное себе под нос. Завидев его багрово-красную физиономию, Цзиньтун вспомнил все россказни, которые ходили о нем, и невольно содрогнулся, будто добрый глоток уксуса хватанул. В его затуманенном мозгу словно открылась щелка, куда на время и спряталась Наташина тень. Сначала отшельник свирепо уставился на него, выпучив глаза, потом отхаркнулся, сплюнул на пол мокроту, похожую на жидкий куриный помет, и, размахивая мечом, начал как-то странно пританцовывать. Наверное, подустав, остановился у чана и, пробормотав заклинание, плюнул в него. Потом, взяв меч двумя руками, принялся размешивать воду. Через какое-то время она покраснела. Поплясав еще, он опять помешал воду. Она сделалась алой, как кровь. Отбросив меч, он уселся на пол отдышаться. Затем подволок к чану Цзиньтуна:
– Что видишь?
Из чана пахло лекарствами традиционной народной медицины. Цзиньтун вгляделся в ровную, как зеркало, красную поверхность и в испуге отпрянул: еще совсем недавно бодрый и энергичный Цзиньтун превратился в уродца с иссохшим, изрезанным морщинами лицом.
– Что видишь? – снова раздался голос отшельника.
Со дна чана медленно поднялось лицо Наташи, всё в крови, и слилось с его собственным. Сдвинув ткань платья, она указала на кровавую рану на своей прекрасной груди и тихо произнесла:
– Какой же ты жестокий, Шангуань Цзиньтун!
– Наташа! – горестно вскричал Цзиньтун, погружая лицо в чан.
– Ну вот, – услышал он голос отшельника, тот обращался к матушке с Лайди. – Можете отнести его в комнату.
Тут Цзиньтун подскочил к отшельнику и набросился на него. Он вообще впервые в жизни нападал на кого-то, а тут – откуда только смелость взялась! – налетел на человека, который имел дело с колдовством и духами. И всё из-за Наташи. Ухватив левой рукой пеструю седоватую бородку, он что было сил потянул ее вниз. Рот отшельника растянулся черным эллипсом, и на руку Цзиньтуну потекла вонючая слюна. Наташа, прикрывая раненую грудь, сидела у отшельника на языке и смотрела на Цзиньтуна восхищенным взглядом. Ободренный ее поддержкой, он потянул еще сильнее, на этот раз обеими руками. Отшельник сложился от боли и стал похож на сфинкса из школьного учебника географии. Он неуклюже тюкнул Цзиньтуна мечом по ноге, но тот, благодаря Наташе, даже не почувствовал боли. А если бы и почувствовал, то не отпустил бы рук, потому что во рту у колдуна была она. Отпусти он руки, могло случиться ужасное: отшельник просто разжевал бы ее в нечто бесформенное и проглотил. А в животе отшельника, в этих грязных кишках, она могла окончательно сгинуть! У, чудовище, вольно тебе губить женщин своей магией! Чтобы славные маленькие духи вращали за тебя мельничный жернов, демон ты этакий! Ведь ты можешь вырезать из бумаги голубя, и довольно красивого. Тебе под силу пустить в котел бумажный кораблик, взойти на него, за ночь добраться до Японии, а на другой день вечером вернуться и привезти тестю на пробу корзинку отменных японских апельсинов. Тоже довольно мило. Колдун ты, конечно, великий, но Наташу-то зачем губить?
– Наташа, быстрее спрыгивай оттуда! – взволнованно выкрикнул он. Но она продолжала сидеть на языке колдуна, будто не слыша.