Большая грудь, широкий зад

Я уже не слушал её и шагал вдоль ржавой проволоки к белоснежной птицеферме. Проволока ограждала эту рухлядь, напоминающую о годах войны, чисто символически. Через множество дыр туда вполне мог пробраться кто угодно, даже корова. Я был невероятно доволен тем, как говорил с Ма Жуйлянь, а потому находился в прекрасном расположении духа, будто одержал красивую победу. К чёрту вас, Ма Жуйляни и Ли Ду! К чёрту вас, ржавые орудийные стволы, торчащие, как черепашьи шеи! Все эти миномётные шасси, защитные щитки от крупнокалиберных пулемётов, крылья от бомбардировщиков — всё к чёрту! Я обогнул высокие, как деревья, заросли кустов, и между двумя рядами крытых красной черепицей зданий моему взору открылось пространство, обтянутое рыболовной сетью. Там лениво передвигались тысячи белых кур. На высоком насесте сидел большой петух с мясистым красным гребнем и громко, по-командирски, кукарекал — этакий повелитель гарема. От куриного квохтанья с ума можно было сойти.

Каракули Ма Жуйлянь я передал Лун, заведующей. По каменному выражению лица этой однорукой женщины было ясно, что человек она непростой.

— Ты очень вовремя, парень, — сказала она, прочитав записку. — Твои ежедневные обязанности следующие: утром отвозишь куриный помёт на свиноферму, потом привозишь сколько нужно грубого корма, они там его готовят. После обеда вместе с Цяо Циша — она скоро здесь появится — отвозишь в контору собранные за день яйца, а после этого отправляешься на зерновой склад за кормом мелкого помола на завтра. Вопросов нет? Всё понятно?

— Понятно, — ответил я, глядя на её пустой рукав.

Заметив, куда я смотрю, она процедила сквозь зубы:

— Правил у меня здесь два. Первое — не лениться, второе — не таскать еду.

В ту ночь всё вокруг заливала ярким светом луна. Я устроился на складе, на кипе старых картонных коробок, и под куриные стенания долго не мог заснуть. В комнате за стеной спали десять работниц. Через тонкую перегородку доносилось похрапывание, кто-то разговаривал во сне. В холодном свете луны, который лился в окно и проникал сквозь дверные щели, можно было прочесть надписи на коробках: «Вакцина от птичьей чумы», «Хранить в сухом, тёмном месте», «Осторожно: стекло», «Не бросать», «Не сдавливать», «Не кантовать». Полоски лунного света понемногу сдвигались. Из полей доносился рокот тракторов «Дунфанхун».[167] Это трактористы сверхурочной ночной смены в первый месяц лета распахивали целину. Накануне матушка с ребёнком Лайди и Пичуги на руках проводила меня до околицы. «Цзиньтун, — сказала она, — как говорится, чем тяжелее жизнь, тем крепче надо стиснуть зубы и жить дальше. Пастор Мюррей рассказывал, что в той толстенной Библии — а он прочитал её от корки до корки — как раз об этом и речь. Обо мне не переживай, я как червяк: земля есть — значит, проживём». — «Мама, я буду откладывать из пайка и присылать тебе». — «Ни в коем случае, — отмахнулась матушка. — Лишь бы вы не голодали, мать и так сыта». Когда мы вышли на дамбу Цзяолунхэ, я сказал: «Мама, у Цзаохуа это дело уже в привычку вошло…» Матушка лишь беспомощно вздохнула: «Разве кто из девочек послушал моего совета за все эти годы, а, Цзиньтун?»

Было уже далеко заполночь, когда куры подняли страшный гвалт. Я вскочил и прильнул к оконному стеклу. Под прорванной сеткой куры шарахались пенистыми белыми волнами. Среди них в прозрачном, как вода, лунном свете нескончаемой лентой зелёного бархата прыжками носился большой лис. Проснувшиеся женщины с тревожными криками полуодетые выскочили на улицу. Впереди мчалась заведующая с воронёным «маузером» — «куриной ногой» — в руке. Лис с упитанной наседкой в зубах кружил у стены. Завфермой выстрелила, из дула вырвалось пламя. Лис остановился, курица упала на землю.

— Попала! — закричала одна из работниц.

Но лис обвёл всех блестящими глазками, и в лунном свете была отчётливо видна появившаяся на длинной, узкой морде насмешливая ухмылка. Женщины замерли, поражённые. Рука заведующей с пистолетом бессильно упала, но она заставила себя выстрелить ещё раз. Пуля чиркнула по земле в стороне от зверя, но совсем близко от работниц. Лис подхватил курицу и не спеша выскользнул через ворота из стальной арматуры.

Женщины, застыв, провожали его взглядами. Лёгкой струйкой зеленоватого дыма он исчез среди остатков боевой техники. Там густо разрослась трава, под лунным светом мерцали бесовские огоньки — настоящий рай для лисиц.

Наутро, с трудом подняв тяжёлые веки, я потащил тележку, полную куриного помёта, на свиноводческую ферму. Я уже огибал свалку металлолома, когда меня окликнули. Обернувшись, я увидел, что меня нагоняет правая уклонистка Цяо Циша.

— Завфермой послала помогать тебе, — безразлично бросила она.

— Давай толкай сзади, а я буду тянуть спереди, — скомандовал я.