Большая игра (Британская империя против России и СССР)

Дмитрий оторвал взгляд от сосновых лап и уставился в монитор. Пора напечатать ещё пару страниц. Пальцы рук дрогнули, потянулись к кнопочкам и тут же опустились. Опять эта боль!.. Острая, невыносимая. В области солнечного сплетения. Дмитрий чуть не заорал благим матом, таким неожиданным и острым был приступ. Собственно, ожидалась эта боль всегда. Не было часа, минуты, чтобы Дмитрий не вспоминал о ней. В том, что боль появится, сомнений не было, вопрос в одном: когда?.. И не было дня, чтобы ожидания обманывали: боль обязательно просыпалась и, как правило, в самое неподходящее время: вызвал начальник, позвонили по телефону, подошёл сослуживец за советом, наступил обеденный перерыв… Кусок в горло не лезет, даже когда что-то слегка побаливает, например, зуб ноет, а тут такая зверская боль!.. Внутри пожар, слёзы на глаза наворачиваются, впору искрам из них посыпаться!.. Когда с тобой такое творится, попробуй дать вразумительный ответ руководителю или кому-то ещё. Нужные слова никак не желают подбираться, язык не ворочается. Чувствуешь себя полным идиотом. Порой во время таких диалогов с начальником происходили перепалки. Наверное, со стороны смешно было бы наблюдать, как два взрослых человека произносят нормальные слова, увязанные в доступные для понимания последовательности, но при этом никак не могут понять друг друга. Начинают нервничать, покрикивать. Понятно, что начальник покрикивает громче и дольше – на то он и занимает руководящий пост, чтоб держать подчинённых в узде. И при этом имеет право на солидное преимущество: он на тебя заорёт вот так, а ты не должен вовсе, ну, а если уж сорвался, то твой крик должен быть вдвое тише. А лучше втрое или даже вчетверо. И выражения должны быть более мягкими. И ещё начальник может заткнуть тебе глотку, а ты ему нет: выслушивай всякую хрень, пока руководителю не надоест над тобой измываться. Даже кабинет не имеешь права покинуть без разрешения. А начальник, когда ты ему надоешь, вдруг возьмёт да и выгонит тебя. Да ещё резким тоном: «Панкратов, выйди из кабинета!..» Вот так, очень просто: всё, парень, надоел, иди работай. При этом лицо командира благородно багровеет от праведного гнева. А ты смиренно поднимаешь со стула свой зад и плетёшься к двери. Впечатывать в компьютер новые мысли. Возможно, на этот раз по поводу только что состоявшегося разговора с начальником. И вообще – о нём, твоём непосредственном руководителе. А рассуждения эти плавно перейдут в размышления о начальниках вообще. И тут уж влетит и главному инженеру предприятия, и его заместителям, и даже директору электростанции!.. Да чего уж там, и Президенту Российской Федерации, а потом и главе Соединённых Штатов Америки, хотя, казалось бы: он-то тут каким боком?.. Он что, тоже имеет отношение к производству электроэнергии на Урале?.. Видимо, всё-таки имеет – косвенное. Так кажется, когда повздоришь с начальником…

«Бл…дь!.. – чуть не вскрикнул Дмитрий, так скрутило. – Как же ты достала!..»

Под бл…дью подразумевалась, конечно же боль, с новой силой заявившая о себе. Вообще-то, Дмитрий не любил материться, но время от времени позволял себе это, ибо матерные выражения чудодейственным образом способствовали отпусканию эмоций, после чего в душе восстанавливалось равновесие, она успокаивалась. Порой матерные словечки положительным образом сказывались на каких-либо ситуациях. Вот, например, на днях, возвращался Панкратов домой, соскочил с автобуса, сделал несколько шагов и вдруг поскользнулся на накатанной детишками ледяной дорожке, нежно припорошенной снегом. Если б не воскликнул вполголоса «бл…дь!..» – точно, упал бы. Но как только неприличное словечко выскочило изо рта, равновесие тела тут же восстановилось. Именно это слово заставило мужчину сделать короткое резкое движение руками, этакий нервный взмах дикой утки крыльями, когда беднягу, мирно сидевшую поутру на поверхности озера, вдруг испугал подлый выстрел охотника. Не было бы матерного слова – не последовало бы взмаха руками, и Дмитрий, несомненно, свалился бы. И пускай пожилая женщина, шедшая навстречу, укоризненно покачала головой, швырнув в лицо Панкратова сердитый взгляд, зато голова Дмитрия не ударилась со всего маху об лёд и осталась цела.

Матерился Дмитрий не очень изобретательно, коротко и почти всегда молча. Исключения из последнего правила могли возникнуть при неожиданных ситуациях, вроде описанной выше, или когда Дмитрий находился в одиночестве. Дома или в лесу, во время прогулки. Главное в мате не изобретательность, а эмоциональность, считал Дмитрий и, если случалось материться, – делал это от души.