Большая игра профессора Дамблдора

Впрочем, разговаривают они в конце концов не о Сириусе, а о гиппогрифе. Ибо бедный Хагрид так рыдает, что Гарри сразу идет на попятную.

«Рон с Гермионой кинули быстрый взгляд на Гарри — вдруг он начнёт клеймить Хагрида позором за то, что тот не рассказал о Блэке всей правды. Однако Хагрид пребывал в таком отчаянии, что было не до выяснения отношений.

— Знаешь, Хагрид, — сказал Гарри, — ты, главное, не теряй надежды. Гермиона права, тебе нужно правильно построить защиту. Можешь пригласить нас всех в свидетели…»

Да, мальчику: а) не хочется по-настоящему выяснять с Хагридом этот вопрос, б) определенно надо защищать слабых в качестве психологической разрядки.

Между прочим, о невменяемом Хагриде. Конечно, он простачок и очень любит животных. Особенно чудовищных. Но не слишком ли это круто даже для простачка-гиппогрифофила — заливаться слезами и биться в истерике, когда, собственно, речь идет только о слушании дела, а не о казни любимого животного?

По мнению авторов, имеет место вполне сознательная демонстрация Хагридом своих чувств — вполне искренних, но явно преувеличенных. И направлена она на то, чтобы избежать неприятного разговора. А что Гарри, услышав рассказ Гермионы и Рона, кинется требовать объяснений именно у Хагрида, совершенно ясно. У кого же еще? Артур далеко, Фадж исключается, Макгонагалл к списку лиц, которые должны были Гарри осведомить, даже не причислена, а Дамблдор… эээ… это Дамблдор, и этим все сказано.

Только Хагрид из всех осведомленных с Гарри на равной ноге. И подготовиться к защите по принципу «Лучший способ обороны есть нападение» ему совершенно необходимо. Что он и делает.

И вместо проблем Гарри они говорят о проблемах Хагрида. Между прочим, Гарри при этом достигает некоторого душевного равновесия — потому что ему оперативно организовали защиту слабого и страдающего человека.

«Поход к Хагриду, хоть его и нельзя было назвать развлечением, тем не менее оказал положительное воздействие, на которое так рассчитывали Рон с Гермионой. Гарри, хоть и не забывал о Блэке, уже не мог постоянно вынашивать планы мести — надо было думать, как помочь Хагриду выиграть дело».

Однако плач плачем, а пожаловаться Гарри на то, какие жууууткие и страааашные дементоры, Хагрид не забывает. Хотя, как всегда, несколько не в такт.

«— И от дементоров мне не по себе, — вдруг содрогнулся Хагрид. — Каждый раз, как иду в „Три метлы“ пропустить стаканчик, приходится проходить мимо них. Прям как будто попал назад в Азкабан…

Он умолк и принялся заглатывать чай. Гарри, Рон и Гермиона, не издавая ни звука, наблюдали за ним. Раньше Хагрид никогда не упоминал о своём коротком пребывании в тюрьме».

Ах, какие в высшей степени тонкие чувства для человека, еще вчера увлеченно и вполне спокойно беседовавшего с Фаджем, который, между прочим, твердо намерен засудить любимую Хагридову зверушку. Куда реалистичнее вариант, что лесник отнюдь не расклеился, но выполняет указание свыше: осторожно напомнить мальчику, как жестоко наказан человек, предавший Лили с Джеймсом. И ведь это необходимо — с учетом той ненависти, что вполне может в Гарри вспыхнуть, подавив все прочие чувства. Ну и с заделом на будущее — ведь на самом деле Сириус невиновен…

«Когда меня выпустили, я как заново народился, как будто в меня хлынул обратно весь мир… такое чувство…

»

Почувствовал ли что-то подобное Сириус, когда оказался вне Азкабана?..

Кстати, судя по всему, беглец уже поведал Крукшансу историю своей жизни. Кот четко знает, что именно натворил Петтигрю.

«— Я никогда не узнаю, чего бы они хотели, потому что благодаря Блэку ни разу не разговаривал с ними, — сухо ответил Гарри.