Большая игра профессора Дамблдора

Но это только начало. Далее Гарри любезно излагает в присутствии Петтигрю все, что он узнал от Артура — как из той беседы, которая была для него, так (в основном) и из той, что была уж совсем не для него. И Питер — именно в тот момент, когда поезд уже набрал скорость и спрыгнуть с него вряд ли возможно — наконец соображает, что а) Сириус рванул из тюряги именно затем, чтобы найти его, Петтигрю, а не просто чтобы рвануть из тюряги; б) Сириус отлично знает, где именно его искать.

Ход, а вернее — прыжки мыслей Петтигрю восстановить вряд ли возможно, но общая тональность совершенно ясна: «Шоб я видел тебя, Гарри, в гробу в белых тапках, — из-за тебя вся заваруха!», ибо вредноскоп вращается и вопит как бешеный, и его даже приходится спрятать в старый носок дяди Вернона.

Естественно, Петтигрю думает, что хуже быть не может. И снова ошибается — ну, судьба у него такая. Потому что, как олицетворение нечистой совести, стимуляция отрицательных эмоций и вообще начало Пятой симфонии Бетховена в вагоне возникает дементор. Всем плохо, Гарри валяется в отключке… а вот как там крыс в кармане, мы информации не имеем. Между тем, судя по тому, что последней возможностью спрыгнуть с поезда крыс не воспользовался, принимать осмысленные решения Питер был не в состоянии.

Есть у Роулинг этакая чудная ирония судьбы в том, что не только Сириус привел себя за ручку в Азкабан — еще и Петтигрю сам себя за лапку притащил прямо в радушно расставленный судьбою и добрым дедушкой Дамблдором капкан.

Начало учебного процесса: ученики

Пока Драко рвется на части, каждая из которых неравнодушна к Гарри (не будем повторяться — см. лирическое отступление № 1), Фред с Джорджем явно берут Гарри под опеку: приносят расписание уроков, рассказывают, что Малфой прибежал к ним спасаться в поезде, что им самим стало скверно, когда появился дементор, а также — как плохо было в Азкабане мистеру Уизли. Да, там особый контакт с отцом, он главный человек в их жизни. Гарри, уж если Нашему Папе в Азкабане пришлось хуже некуда, тебе-то что стесняться? А Малфоя вместе со Слизерином мы в квиддич так раскатаем…

Мягко говоря, нехарактерно это для близнецов — так с кем-то возиться. Они обычно утешают совершенно иначе.

«— Перестань, Рон, ты же вечно жаловался, что он скучный! — попробовал приободрить брата Фред. — И вообще, он уже давным-давно плохо выглядел, он угасал. Может, так лучше, совсем не мучился — одним глотком — раз и нету! Может, он даже ничего и не почувствовал!

— Фред! — возмущённо укорила Джинни.

— Ты сам говорил, Рон, что он только ест да спит, — сказал Джордж.

— Он однажды укусил Гойла! Он защищал нас! — возразил безутешный Рон. — Помнишь, Гарри?..

— Звёздный час Струпика, — Фред при всём желании не мог сохранять серьёзность. — Так пусть же шрам на пальце негодяя останется вечным мемориалом памяти покойного. Ладно, хватит, Рон! Сходи в Хогсмид, купи себе новую крысу, какой смысл сидеть здесь и стонать?»

Но к Гарри неизменно проявляется совершенно особое внимание. И, мы бы сказали, уважение к его переживаниям.

Хм… думается, помимо того, что Гарри по делам и натуре своей лично симпатичен деловым и совершенно не сентиментальным Фреду и Джорджу, имеет место поручение горячо любимого отца («Парни, вы там приглядите немного за Гарри, хорошо?» — «Не вопрос, папа!»). Полное совпадение двух векторов даст зимой замечательную результирующую, которая сильно повлияет на финал БИ: близнецы отдадут Гарри Карту Мародеров («Знаешь, Джордж, наверное, она ему все-таки нужнее…» — «Точно. И папа говорил, что Гарри вечно держат за гриба. А мы и так все знаем, правда, Фред?»).

Впрочем, до Карты еще далеко.

Гермиона, с ее взором горящим по части знаний, получает хроноворот и возможность безразмерного поглощения информации в течение года — вплоть до состояния весьма выраженного несварения. Так что далее она в этом смысле становится куда осторожнее. Какой красивый воспитательный момент, чисто в духе Дамблдора: не бить по рукам, а напротив, предоставить человеку самому узнать границы своих возможностей. Драгоценное качество людское под названием «инициатива» не пострадает, и личность деформируется значительно меньше, чем вследствие грубого запрета…

Жаль, что не Директор Дурслей воспитывал.