Стефко, закинув вместе с автоматом за плечи мешок с нехитрым своим скарбом и держа в руке жестяной, уже пустой бидон, стал подниматься по лестнице из бункера на выход. Вслед за ним поднялись его товарищи. Молча постояли, вслушиваясь в лесные шумы. Вокруг все было спокойно. Осенний лес продолжал жить своей жизнью. Бесшумно падала пожелтевшая листва с уже изрядно потерявших свой покров деревьев, тихо поскрипывали от легкого ветерка могучие стволы высоких сосен, торчащих как сторожевые вышки в окружении своих лиственных собратьев. Когда-то в этой части лес был сплошной сосняк, вырубленный в 20-е годы поляками. Остались нетронутыми выбракованные сосны, буки и грабы, березы и дубки, заполнившие вырубку густым подлеском. Схрон находился у основания высокой сосны с развесистым, как вытянутая человеческая рука, большим суком, который и служил надежным ориентиром. Не ошибешься. Сразу найдешь на незнакомой местности. Зато подходы к бункеру были труднопроходимыми – молодой березняк и дубки создавали надежную защиту от постороннего взгляда. Рядом с люком, находящимся в двух метрах от основания сосны между крупными корневищами, была небольшая лужайка, где можно было, оставаясь незамеченным, отдыхать. Расторопные боевики Игоря пару лет назад выкопали запасной и тщательно замаскированный выход за пределами окружавших сосну березок и дубков, что давало возможность в случае обнаружения бункера прорваться и уйти в лес. Так, во всяком случае, думали и были в этом уверены те, кто строил убежище.
– Ну, добре, – нарушил первым тишину Игорь, – ступай, друже, – и протянул Стефку руку. – До встречи, до весны. Сами дадим о себе знать. Сюда больше не приходи и Грицька не приводи. Пока сам обустроишься, пройдет пару дней. Снег может упасть. Опасно станет переходить. Да и расстояние приличное. Пока дойдешь – три часа. А то и больше. Поэтому договариваемся до весны. Все. Иди.
Совсем неожиданно для своих боевиков и себя Игорь тихо произнес:
– Ты не обижайся на меня, Илько. – Впервые за последнее время он назвал Стефка его настоящим, данным матерью и отцом, именем. – Мы с тобой бойцы УПА, революционеры. У нас должна быть всегда и везде железная дисциплина. Иначе пропадем. Я уверен, ждать осталось недолго. Весь западный мир готов воевать с большевиками. Весной установим связь с Шуваром и все вместе уйдем на Запад. Грицько подлечится, я уверен.
Игорь протянул Стефку руку. Последние лучи заходящего солнца, отбрасывая свет от ярко-желтого ствола сосны, падали на лица стоявших у люка хлопцев. Строгие черты сурового лица провидныка помягчели, жесткие, безжалостные глаза его, чем-то напоминавшие холодные глаза хищной птицы, потеплели. Лицо приняло выражение глубоко уставшего человека. Стоявший перед ним и все еще державший руку Игоря в своей руке Илько-Стефко ответил дрогнувшим голосом:
– Не беспокойтесь, друже Игорь, я все выполню, как вы сказали, – и, повернувшись к Роману, протянул ему руку. Тот безучастно ответил слабым рукопожатием. Четко повернувшись, как перед военным строем, Стефко бесшумно растворился в кустарнике.
Оставшиеся на поляне двое какое-то время стояли у входа в бункер, покурили и медленно, как две могильные тени из преисподней, исчезли в черном зеве плотно закрывшегося за ними люка. На лес опускалась ранняя, осенняя ночь…
* * *