Читаем Большая Охота. Разгром УПА полностью

День начинался с того, что Лемиша утром двое конвойных отводили в следственный корпус, где в довольно просторной и светлой комнате с большим письменным столом и несколькими стульями вдоль стены его всегда встречал с благожелательной улыбкой светловолосый сотрудник лет тридцати, в полувоенной форме без оружия. Во всяком случае, видимого. Он здоровался за руку с Лемишем и, расписавшись на протянутой ему конвойным бумажке о приеме арестованного, отпускал конвоира и широким гостеприимным жестом приглашал Лемиша занять место на одном из стоявших у стены стульев. Как правило, светловолосый был один. Начальство в первые дни приходило в эту комнату допросов-бесед по два-три человека ежедневно. Через несколько дней его ночью по переходам привели к Председателю КГБ. Им оказался высокий плотного сложения пожилой человек с умными, пытливыми глазами. Он предложил Лемишу чай с лимоном и тот принял это предложение. Другие предложения, сделанные ему самым большим начальником украинских чекистов, Лемишем были отклонены. Все, кроме чая с лимоном. Председатель КГБ, и это приятно удивило Кука, был украинец, родной язык которого был украинский. Но и русским он владел как родным. Он дважды при Лемише говорил по прямой связи с Москвой на русском совершенно без украинского акцента и наоборот.

Прошло еще пару недель. Лемишу казалось, что время остановилось. Он продолжал почти ежедневно спрашивать об Уляне и каждый раз получал один и тот же стандартный ответ: «У нее все в порядке. Все зависит от вас». Что именно зависит от него, Лемиша, было более чем понятно обеим сторонам. Однако эта тема никогда не получала своего так нужного чекистам развития.

Длительное и постоянное общение Лемиша с одним и тем же чекистом, казалось, сделало их друзьями, во всяком случае, хорошо знакомыми людьми: если бы кто-то посторонний мог наблюдать их встречи и разговоры, он бы воспринял это именно так. Но это только могло показаться непосвященному. В действительности между ними продолжался начатый при первом же их свидании поединок. Хотя иногда им обоим представлялось, что они давно знакомы и даже испытывают друг к другу нечто похожее на взаимные симпатии. Лемиш много и охотно рассказывал о своем детстве, отце, многочисленных своих братьях и сестрах. Особенно тепло говорил о матери. Он детально рассказывал о том, что сделало его убежденным, идейным борцом за свободную и независимую Украину. О тяжелой жизни украинского населения в панской Польше. О стремлении польского правительства уничтожить все украинское, об ополячивании украинского народа. О преследованиях его польскими жандармами, арестах, избиениях в польской тюрьме. О своей подпольной работе в панской Польше, при немцах, начиная с 1939 года, а затем во время оккупации немцами Украины. О его тесных личных и деловых связях с высшим руководством ОУН. Как он понимал, многое было известно советской «безпеке», и все же он чувствовал, что многое для чекистов было внове, и он с видимым удовольствием давал характеристики в разное время ушедшим из жизни в боях против советской власти руководителей оуновского вооруженного подполья, особенно таким, как командир УПА Шухевич-Чупринка, Ярослав Стецько, Клим Савур, Иван Клымив, известный в подполье под псевдонимом Легенда, командир УПА Еней, Смок (он же Петр Козак), и многим другим известным органам ГБ оуновским руководителям. Особый интерес вызывали у нас идеологи и вдохновители ОУН Степан Бандера, Ленкавский, Ребет, находившиеся за рубежом, в Мюнхене. Подробно расспрашивали о Петре Полтаве, журналисте и авторе многочисленных брошюр и листовок. Он был ликвидирован советской ГБ в 1951 году. Лемиш рассказывал об этих людях как о героях освободительной войны. Иначе он и не думал. Он отрицал зверства службы безопасности ОУН, пытаясь доказать, что применявшиеся, как он говорил, к врагам украинского народа жестокие меры носили характер возмездия, как ответ на выселение западных украинцев в Сибирь или в другие регионы Украины. По утверждениям Лемиша, не меньшие зверства по отношению к оуновцам или их помощникам из числа местного населения отмечалось и со стороны госбезопасности. У него была своя аргументация. Даже на предъявлявшиеся ему фотодокументы о зверствах бандеровцев он говорил: «Шла кровавая, братоубийственная война, жестокость была с обеих сторон», – и приводил свои примеры. Примеров о жестокости с нашей стороны у Лемиша было предостаточно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное