Читаем Большая Охота. Разгром УПА полностью

Внешне он был приятным молодым человеком, легко сходился с людьми, к нему с уважением относились и пожилые верующие и молодежь. В руководстве общины поговаривали, что со временем Юрий наверняка займет прочное положение в руководстве ВСЕХБ. Были получены и точные данные о его политических настроениях –  он не только лояльно относился к советской власти, но считал основателя Советского государства В. И. Ленина выдающимся политическим деятелем, он превозносил Ленина за его встречи, в прошлом, с основателем и организатором официально действующей на территории Советского Союза баптистской общины Прохановым, которому разрешил для баптистов альтернативную службу в Красной Армии. Отличные оценки были у Юрия по марксизму-ленинизму, историческому и диалектическому материализму, философии. Он ничем не отличался от обычного советского хорошо успевающего и активного студента. Правда, уклонялся от работы и участия в жизни комсомольской организации. Вот такой человек и нужен был органам госбезопасности в качестве агента. Было решено организовать вызов Юрия в военкомат, где и провести с ним вербовочную беседу. После короткой беседы в военкомате Юрий был приглашен в отдельную комнату. Зондирующий разговор проводил начальник отделения Кузьма Емельянович. Представились как сотрудники госбезопасности, занимающиеся подбором офицеров запаса для службы в одной из спецчастей ГБ. Юрий попросил предъявить документы, внешне оставался спокоен. От предложения отказался, ссылаясь на тяжелое семейное положение –  болезнь родителей и свои религиозные убеждения. Беседа показала, что Юрий – фанатично верующий, и он заявил, что жил и будет жить только в рамках известных десяти заповедей: от службы в армии отказывается, тем более в предлагаемом ему боевом спецподразделении, а если будет призван официально, то будет вынужден подчиниться насилию, но оставляет за собой право просить направить его служить по линии связи, медицины или в хозяйственную часть. Казалось, все стало на свои места, ни о каком дальнейшем контакте не могло быть и речи. Кузьма Емельянович попросил Юрия написать под диктовку и подписать обязательство о неразглашении встречи и характера беседы с представителями госбезопасности, затем предложил ему выйти и подождать в коридоре.

– Что скажешь? Этот парень невербуем. Тут не только нет никакой вербовочной базы, тут даже зацепится не за что. Он фанатик из семьи глубоко верующих. Таких можно вербовать только на очень солидном компромате, когда тюрьма «светит». Поверь мне и моему опыту –  ничего из твоей затеи не выйдет. Ищи другую кандидатуру, в нашем случае это только потеря времени.

– Кузьма Емельянович, –  взмолился я, –  это же самый подходящий и нужный нам человек. Из всех изученных мною возможных кандидатов на вербовку он самый подходящий. Все остальные вербовки будут для «галочки», для временного успокоения, а Юрий –  это нужная нам громадная перспектива, –  горячился я. –  Ну разрешите мне, Кузьма Емельянович, следующие встречи провести. Ведь жалко терять такую возможность. Разрешите мне с ним поработать.

– Хорошо, я согласен, но при условии встреч с ним в нерабочее время, если тебе еще удастся с ним договориться об этих встречах. Все, поехали, –  отрубил мой начальник.

– Разрешите остаться с Юрием. Я попытаюсь с ним договориться.

– Валяй, только на помощь мою не рассчитывай.

В коридоре он вежливо попрощался с Юрием. Мы остались вдвоем. Медленно шли по городу, разговаривали, как могут говорить друг с другом два ровесника. Я не чувствовал в Юрии человека, чем-то от меня отличающегося, даже в беседах на религиозные, библейские темы, в которых он, конечно же, был более образован, более подкован в знаниях библейской истории, жизни и деяниях Христа. Перешли на «ты». Пока единственное, о чем мне удалось договориться с Юрием, это о последующей неофициальной встрече в очередное воскресенье. На том и разошлись.

На работе начальник коротко поинтересовался у меня результатами. Неодобрительно, как он любил делать, покачал головой и произнес: «Только в нерабочее время, для твоего самообразования, и можешь мне не докладывать, я в людях не ошибаюсь». В. П. Сухонину рассказали о неудачной беседе с Юрием и продолжили поиск других кандидатур среди молодых сектантов.

В течение месяца я провел две вербовки: молодого парня и девушки из числа членов баптистской общины, попавших в поле зрения госбезопасности по милицейским материалам: Люба М. из-за попытки ее изнасилования в молодежном общежитии трикотажной фабрики, а парень, довольно активный баптист, попался по пьяной драке, а ведь верующий был, дурак, и надо же –  такое нарушение. Не хотелось ему, чтобы об этом стало известно в общине.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное