— То есть вы предлагаете мне вступить в Красную армию и вместо одной войны, которая, слава богу, закончилась, участвовать в другой — гражданской? Нет уж, увольте. Стрелять в своих бывших товарищей по оружию, которые на той стороне, — это не для меня. И в Белой армии меня не будет. Воевать против мужиков? Да у меня почти вся пулемётная команда состояла из них… В общем, хватит, навоевался! Как ни странно, Юргенс от последних слов слегка повеселел.
— Ничего иного я от вас услышать и не ожидал. Нет, стрелять я вам не предлагаю. Вы с вашими знаниями иностранных языков и опытом работы в контрразведке нужны совсем в другом деле.
Далее Юргенс сообщил Алексею, что некоторые страны готовы признать Советскую республику и установить с ней дипломатические отношения. А значит, нужны грамотные люди, знающие иностранные языки и умеющие работать и легально, и нелегально.
— Вы прошли школу Батюшина и нам подходите, — заключил он. При упоминании имени Батюшина Алексей резко повернулся к собеседнику:
— Вы знали Николая Степановича?
— Не только знал, но и работал вместе с ним.
— И где он сейчас?
— К сожалению, у Деникина.
Юргенс разочарованно вздохнул. Потом достал портсигар, предложил Алексею закурить. Тот, не колеблясь, принял.
— Как видите, я от вас ничего не скрываю, — затягиваясь, проговорил Юргенс.
Балезин впервые улыбнулся:
— Нет ничего роднее русской папиросы. Эти немецкие сигареты — такая дрянь! Кстати, благодаря двум из них я вас вычислил. Я дважды прикуривал, на секунду поворачиваясь, якобы от ветра, в вашу сторону. Этого мне было достаточно… Получается, что и я от вас ничего не скрываю.
— Браво. Но должен вас разочаровать. Я это прекрасно видел. Я ведь тоже из контрразведки.
Молчали, курили.
— По-моему, разговор у нас получается, — нарушил молчание Юргенс. — Так как вам моё предложение?
Алексей ответил не сразу. Предположим, откажется он, а дальше что? Куда ему податься? Домой в свой городок, что недалеко от Киева? Но там сейчас петлюровцы. Да и сколько лет он там не был, родных-то уже никого не сыщешь. Доучиваться в университет? Но ещё не известно, как отнесётся к нему новая власть.
— Если соглашусь, чем я буду заниматься? — спросил он.
— Для начала поедем в Москву. Я представлю вас руководству ВЧК.
При упоминании Москвы Алексей почувствовал, как защемило сердце. Москву сентября тысяча девятьсот пятнадцатого он, как ни пытался, забыть не мог. А вдруг случай соблаговолит ему, и он снова встретит Ольгу?
— О чём задумались?
— Так… ничего…
Юргенс продолжал:
— А потом мы направим вас в Афганистан. Он готов установить с нами дипломатические отношения на уровне посольств. А уж легально или нелегально вы будете там работать — второй вопрос. Возможно, вместо Афганистана будет Персия. Кстати, как у вас насчёт фарси?
— Говорю немного, изучал, но знаю не так, как европейские языки.
Эдуард Артурович Юргенс поднялся. Алексей последовал его примеру.
— Тогда до встречи на вокзале. Вечерним поездом едем в Москву.
Балезин слегка замялся.
— Что-то хотите сказать? — мигом отреагировал Юргенс.
— Я могу не успеть…
— У вас какое-то дело?
Алексею не хотелось раскрывать душевные тайны, но пришлось.
— Хочу найти могилу тётушки. Она мне как родная мать была.
Юргенс понимающе кивнул: краткую биографию Алексея Балезина он уже знал. Потом вынул из кармана небольшой пакет:
— Тогда возьмите вот это. И если не успеете сегодня, выезжайте завтра.
— Что тут?
— Немного денег.
— Незнакомому человеку даёте деньги?
— Бросьте вы, мы уже полчаса как знакомы. Да и служили в одной организации.
Алексей осторожно взял пакет.
— Спасибо. А то, сами понимаете, у меня денег — как у лягушки перьев.
Юргенс слегка приподнял шляпу:
— Тогда до встречи…
… Сделав пару шагов, Алексей Балезин обернулся. Его собеседник, словно по команде, сделал то же самое.
— А всё-таки где вы служили у Батюшина? Если честно, я вас не видел.
Юргенс дружески улыбнулся. Впервые появившаяся на его лице улыбка неплохо сочеталась с его голубыми глазами и тёмной окладистой бородой.
— Готов повторить, что от вас ничего не скрываю. А служил я, — он ткнул указательным пальцем куда-то вдаль, — там, где по-русски не говорят.
Балезин понимающе кивнул. И вдруг снова закашлялся.
— Вам для здоровья нужен сухой южный климат, — заметил Юргенс. — А вот курить надо бросать.
Небольшой могильный холмик, поросший свежей травой. Деревянный православный крест. Тонкая берёзка, у которой только-только пробивается листва. И птичий пересвист, задорный, весенний. Честно говоря, Алексей в одиночку вряд ли разыскал бы могилу тётушки. Могильщик, он же сторож, сначала наотрез отказался помочь — пришлось ему отдать всю едва начатую пачку папирос. Помог, нашёл и убрался восвояси. И вот он, Алексей Балезин, сидит на чудом сохранившейся лавочке у могилы самого дорогого ему человека. Кем бы он был, если бы не его милейшая Елизавета Юрьевна?