И обрадованный Петряк вскочил бы на ноги, если бы тяжелые колодки не ссадили ему ногу, как только он сделал резкое движение.
Но как же вернее идти к цели, чтобы его показания носили характер вероятности? Это надо было обдумать. И подорванный несчастьем, но не упавший духом, парень снова начал работать готовой.
Его не интересовало, поверят ли французские власти его оправданиям. Но если он заявит и запишет в протокол о том, что удостоверение подложно, то французское правительство вынуждено будет с этим считаться и во всяком случае потеряет право оперировать с мандатом, как с подлинно советским документом. Хорошо! Это выход. Петряк не изменит коммунистической партии, даже безвестно погибая в колодке или под пытками империалистов.
Правда, в таком случае с ним поступят без всякого снисхождения. Он тогда прослывет перед всеми, кто не будет знать его поступка, в качестве белогвардейца и фашиста. Его имя будет называться вместе с именами других подделывателей антисоветских документов. Но пускай! Зато своим показанием он искупит собственную вину перед делом революции! Пускай же!
— Все одно погибать, — думал юноша. — Жаль только, что не будет знать по настоящему, что случилось со мной Первин, которой не все равно это. Жаль только, что с Первин проститься не пришлось. Эх, не везет!
И у парня засосало в груди.
Петряк повел себя рукой по первому еле пробившемуся пушку на месте усов, и у него дрогнули губы, а на глазах показались слезы.
Он прощался со всем на свете, видя ясно впереди только одну гибель.
Против самого себя
Мысли Петряка один раз были прерваны появившимся начальником полицейской стражи, который пришел с несколькими стражниками, молча уставился на несколько минут острыми глазами в юношу, разглядывая его в свете открытых дверей и также молча ушел, кивнув головой, чтобы закрыли дверь.
Затем через несколько часов парня вызвали на допрос в контору, причем здесь уже был не только начальник полиции, но и несколько чиновников с переводчиком и возглавлявший их французский губернатор.
Пожилой генерал-губернатор с минуту посмотрел на оборвыша и обратился к подросту с вопросом по французски:
— Французский язык знаешь?
— Знаю.
— Сколько лет?
— Семнадцать.
— Когда в большевистские агенты поступил?
— Никогда не поступал.
— Гм. Откуда удостоверение большевистское получил?
— Мои показания записываются? — спросил Петряк.
— Гм. Опыт какой! Гм! — Губернатор оглянулся и ткнул на чиновника, писавшего за столом протокол допроса.
— Вот, видишь! Все будет записано, если правду скажешь…
— Я скажу во всяком случае то, чего вы не ожидаете, раз вы считаете меня агентом большевиков. Я заявляю, что этот документ подложный…
— А, вот что… это очень интересно… Записывайте, записывайте, секретарь… Мы этого молодчика изловим… Кто же его подделал?
— Кто его подделал, я не знаю, но от кого я его получил, это сказать могу…
— От кого же? Очень, очень, интересно!
— Получил я это поддельное удостоверение, написанное будто бы большевистскими властями, от человека, который называет себя полковником Бурсоном — и который в настоящее время проживает здесь в доме анамита Агли Вана.
— Вот что, зачем же он вам дал его?
— Он в самом деле не англичанин Бурсон, а русский белогвардейский офицер — князь по имени Николай Ардальонович… Фамилии его я не знаю. Он решил всю свою жизнь посвятить борьбе с большевиками. Он нанял меня еще возле афганистанской границы, где я бродяжничал, ища средств к существованию, вследствие ряда несчастий и семье моих родителей. Он сказал мне, что заплатит много денег, но только чтобы я везде и всюду ругал французское и английское правительство перед туземцами и дал мне это удостоверение, сказав, чтобы я его обязательно носил с собой. Я понимал, что он хочет, чтобы меня арестовали, но я думал, что у меня его не найдут и спрятал его, как можно дальше. Теперь, когда я вижу, что дело принимает такой опасный для меня характер, считаю, что лже-Бурсон скорее всего и выдал меня, так как арестовал меня его слуга негр. Поэтому я решил лучше сказать, что мне выгоднее.
— Ты не сочиняешь, молодец?
— Проверьте…
— Мы проверим… Только мы не будем искать какого то Бурсона, а поручим нашему представителю в Москве прислать подтверждение подлинности документа.
Губернатор испытующе посмотрел на Петряка.
— Это дело ваше, как вы будете проверять, — спокойно ответил тот. — Мне важно установить, что я не преступник, а сам — жертва злого умысла.
— Посмотрим. Уведите арестанта…
Губернатор, однако, сказал неправду, заявивши о том, что он не будет искать Бурсона. Наоборот, он поручил немедленно полиции и шпионам проверить, есть ли такое лицо в городе и установить за ним на пару дней слежку, после чего под осторожным предлогом пригласит его к нему для допроса.
Петряка пока на это время оставили заброшенным в колодках.
Полковник Бурсон раздосадованный случаем на мосту, когда, вследствие какого-то невыясненного происшествия, его сообщница чуть не лишилась жизни, ждал со своим слугой результатов того предприятия, из-за которого он приехал.