Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю. Шесть этапов девяти самых тягостных месяцев моей жизни

Пока г-н Дюмурье все это записывал, я сказал: «Однократная или трехкратная стоимость — это дела не меняет, поскольку в конечном итоге, когда будет возвращена залоговая расписка с пометкой о выгрузке, расход сведется к сумме банковского комиссионного сбора, а ружья будут уже на месте».

Господин Серван согласился выдать мне сверх полученных мною пятисот тысяч франков ассигнациями еще сто пятьдесят тысяч ливров под обеспечение моих двухсот пятидесяти тысяч, хранившихся в качестве залога в его ведомстве.

Ибо некий министр тогда еще не говорил, что семьсот пятьдесят тысяч ливров в девятипроцентных государственных контрактах не являются достаточным обеспечением для получения пятисот тысяч франков ассигнациями, не дающих никаких процентов и теряющих пятьдесят процентов стоимости при обмене за границей. Но мы еще к этому вернемся, дело того стоит.

Господин Серван также все записал, а я сказал ему:

— Располагая этим воспомоществованием, я, если понадобятся еще три-четыре тысячи луидоров, чтобы устранить в Голландии все прочие препятствия, пожертвую ими от чистого сердца.

И мы расстались, весьма довольные друг другом.

Но 12 июня, то есть четыре дня спустя, не получая ни от одного из них известий, я написал (очень рассерженный) следующее письмо г-ну Сервану, министру:

«12 июня 1792 года.

Сударь!

На последнем совещании, когда Вы и г-н Дюмурье любезно согласились обсудить средства, с помощью которых можно высвободить наши шестьдесят тысяч ружей из Голландии, я имел честь повторить Вам, что сумма, необходимая, чтобы привлечь на нашу сторону окружение высокого сената этой страны, может достигнуть трех-четырех тысяч луидоров и что без этой суммы я обойтись не могу.

Готовый принести делу эту немалую жертву, я вновь просил Вас авансировать мне сумму, достаточную для обмена на сто тысяч ливров в голландских флоринах, под обеспечение денежными бумагами на двести пятьдесят тысяч франков, которые были оставлены мною Вам в залог в превышение шестисот тысяч ливров, предусмотренных нашим соглашением в качестве обеспечения аванса, выданного мне г-ном де Гравом, потому только, что у нас была дружеская договоренность о беспрепятственной выдаче мне дополнительных средств, буде они мне понадобятся (тогда я этого не предполагал). Вы сказали мне, сударь, что, посоветовавшись (о формальной стороне), Вы не замедлите сообщить мне Ваш ответ. Удобно ли Вам, чтобы я за ним явился, или Вы его мне передадите? Успех самых серьезных дел, что бы там ни происходило в стране, зависит от подобных мелочей; и Вы сами видите, что — как бы одно ни противоречило другому — в тот самый момент, когда издаются декреты против взяточников, другим декретом г-ну Дюмурье ассигнуется шесть миллионов на осуществление подкупа в другом месте!

Не вынуждайте меня, прошу Вас, приносить гигантские жертвы, изыскивая возможность раздобыть где-то деньги, в то время как мои находятся у Вас. Каково бы ни было, однако, Ваше решение по этому поводу, прошу Вас, главное, не заставляйте меня ждать. Необходимо все пустить в ход одновременно: демарши нашего посланника в Гааге перед тамошним правительством, внесение залога и подкуп влиятельных лиц; дела делаются именно так, а наше слишком застоялось!

Остаюсь с уважением к Вам, сударь,

преданный Вам и т. д.

Подпись: Карон де Бомарше»

Как видите, Лекуантр, я не брезговал ничем. Если бы это делалось ради государственной измены, мне следовало бы отрубить голову

, но я вижу, мои читатели восклицают: «Предатели говорят в ином тоне!» О мои читатели, наберитесь терпения: вам его понадобится слишком много, когда вы узнаете, что́ пришлось мне выстрадать! Ибо вы содрогнетесь от страха — не за меня, но за себя самих!

В тот же день, 12 июня, я получил следующую вежливую записку, начертанную рукой г-на Сервана:

«Жозеф Серван просит г-на де Бомарше соблаговолить связаться с г-ном Пашем, занимающим ныне пост г-на Го: он будет введен в курс дела, перед тем как г-н Бомарше его увидит.

12 июня».