Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю. Шесть этапов девяти самых тягостных месяцев моей жизни

Господин Лажар честно ответил уже на следующий день, 19 июня, на просьбу, поданную мною ему для порядка в письменном виде, прислав мне следующее письмо, к которому был приложен ордер на получение ста пятидесяти тысяч ливров в национальном казначействе:

«19 июня 1792, 4-го года Свободы.

Господин Бомарше!

Вы просите меня, сударь, чтобы я дал Вам возможность вывезти из Зеландии шестьдесят тысяч солдатских ружей, которые Вы там достали в соответствии с соглашением, имеющимся у Вас с правительством, выдав Вам для этой цели новый аванс в счет оплаты данной поставки в размере пятисот тысяч ливров, что составит вместе с деньгами, уже полученными Вами, шестьсот пятьдесят тысяч ливров. Я нахожу тем менее возражений для предоставления Вам этого пособия, что Вы, как было Вами отмечено, оставили в обеспечение ценности, превышающие этот аванс. При сем прилагается ордер на получение ста пятидесяти тысяч ливров в национальном казначействе.

Военный министр.

Подпись: А. Лажар».

Я посылаю моего кассира получить указанную сумму, заставившую себя так чудовищно долго ждать! Ничтожная и странная придирка задерживает снова ее выплату.

Один из чиновников канцелярии военного министерства, — объясняют моему кассиру, — специально приходил напомнить, чтобы мы не забыли у вас потребовать, как это положено перед выдачей денег поставщикам, предъявления патента.

— Сударь, — говорит мой кассир, — господин де Бомарше вовсе не поставщик, это гражданин, который делает одолжение и, безусловно, себе в убыток. Он представляет некоего брабантца, отнюдь не имеющего патента во Франции; господину Бомарше уже было выдано пятьсот тысяч франков, и от него ничего подобного не требовали.

— Сударь, — отвечают ему, — мы получили приказ ничего не выплачивать без патента.

Выслушав его доклад, я сказал:

— Это последние вздохи испускающего дух недоброжелательства. Не будем терять десять дней на битву за деньги, так яростно оспариваемые и до такой степени необходимые; они хотят сделать из меня подрядчика, в то время как я думал, что оказываю стране весьма важную услугу. Сколько требуется заплатить за этот патент?

— С меня запросили полтораста ливров.

— Раз уж господа из этой канцелярии сговорились отбить у меня охоту в чем-либо идти им наперекор, скажем mea culpa[25], и вот вам полтораста ливров для них.

Это съело у нас два дня. Я убежден, что мои недоброжелатели злобно посмеялись. Наконец им предъявили мой патент оружейника. Но в ту минуту, когда должны были уже произвести выплату, является другой чиновник и угощает моего кассира новым запретом. Кассу закрывают; мой кассир возвращается с письмом министра; что же касается ордера на выплату, то его оставляют в казначействе. Кассир приходит и в испуге спрашивает, знаком ли мне некий Провен, который наложил запрет на выплату мне военным министерством какой бы то ни было суммы; поэтому-то мне ничего и не дали.

— Он мне знаком, — сказал я кассиру, — как раз настолько, чтобы не иметь желания с ним знакомиться.

Здесь настал момент объясниться относительно этого Провена, которого вы, Лекуантр, столь высоко прославили в вашем обвинении; как ни воротит меня от этого рвотного, нужно принять его и выблевать, чтобы не осталось никаких темных мест. Когда тебя ночью кусает насекомое, необходимо его утопить, ежели хочешь обрести покой.

Несколько дней спустя после подписания соглашения с г-ном де Гравом явился ко мне однажды поутру некий г-н Роменвилье, командир легиона Национальной гвардии, в прошлом уволенный из личной королевской охраны, игрок и темный делец, который всегда был по уши в долгах; он сообщил мне, что г-н Лаэй, по слухам продавший мне оружие для французского правительства, обманул одного бедного человека, задолжав ему восемьдесят тысяч франков за ящики и ремонт части этого самого оружия, в связи с чем он умоляет меня, какова бы ни была сделка, заключенная мною с этим Лаэйем, не отказаться принять от него протест. Этот человек, сказал он, некто Провен, честный труженик и отчасти торговец подержанными вещами, у которого много детей и для которого подобная денежная потеря будет полным разорением.

— Сударь, — сказал я ему, — нет нужды просить меня, я не могу отказаться принять протест, коли мне его принесли. Господин де Лаэй ничего мне не сказал об этом немалом долге; я побраню его за это; поскольку я не видел этого оружия, я не мог взять на себя обязательства заплатить за него наличными. Однако я достаточно заинтересовал господина Лаэйля, чтобы он вел дело честно, и ежели на наше предприятие не обрушатся великие бедствия, ваш человек отнюдь не потеряет того, что ему должны. Но какое участие принимаете вы в этом кредиторе Лаэйя?