Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю. Шесть этапов девяти самых тягостных месяцев моей жизни

— И сверх того он имеет, очевидно, все основания быть уверенным в себе, — продолжал г-н де Мольд, — потому что, закупив партию в четыре тысячи ружей, о которой г-н Лебрен сообщает мне, что шесть тысяч из нее им уже поставлены… и узнав, что г-н де Сен-Паду́, артиллерийский офицер (посланный г-ном Серваном для проверки оружия, которое вывозят отсюда оптовые поставщики), желает осмотреть эти четыре тысячи перед отправкой, Константини сказал мне небрежно: «Я против этого осмотра; мне не нужен ни Сен-Паду, ни кто-либо другой, чтобы оружие было у меня принято; я отвечаю за все. Я пользуюсь доверием. Я сказал Сен-Паду, что он может не беспокоиться».

— Когда я передал г-ну Сен-Паду эти слова, — сказал мне г-н де Мольд

, — он попросил меня ходатайствовать перед военным министерством об его отзыве, поскольку здесь он не приносит пользы, раз эти господа заявляют, что не нуждаются в присутствии представителя противной стороны; я так и поступил.

— Что ж, сударь, — ответил я ему, — скажите г-ну Константини, что я с презрением отвергаю его предложения, как я отверг их, когда он приставил кинжал к моей груди в Аббатстве; ему моих ружей не видать! Это дело для меня давно перестало быть торговой сделкой! Нет, моя родина их получит, но получит от меня и по той цене, по которой я их продал с самого начала, ни одним флорином дороже. Тут эти разбойники ничем не поживятся.

Я теребил г-на де Мольда

, чтобы поскорее отправиться в Тервер; я призываю его сейчас засвидетельствовать, как я был настойчив. Он отвечал мне:

— Подождем, пока прибудет залог, в соответствии с вашим собственным принципом, что следует действовать сразу по всем линиям. Я написал уже г-ну Лебрену, что мы ждем залога.

С 20 сентября до 16 октября никаких известий от министра! Мое доверие пошатнулось. 16-го я сам написал г-ну Лебрену. Мое письмо напоминало об его обещаниях и обо всем, что вы читали. Уведомив его о силках, которые мне расставлены, я приписал в конце:

«При первом известии о наших успехах[43] (успехах Дюмурье

) наши сто двадцать пять миллионов поднялись на пятнадцать процентов. Сейчас обменный курс тридцать шесть с половиной. Нужно быть за границей, чтобы понять по-настоящему, какое безмерное удовольствие приносят хорошие новости из Франции. Радость здесь доходит до исступления. Радуешься не только добрым новостям, но и досаде, которую они причиняют другим».

Жду до 6 ноября. Так ничего и не получив, посылаю г-ну Лебрену второе письмо, более резкое и обстоятельное, но касающееся того же предмета. Я включу его в текст единственно для контраста со; всеми последующими.

«Гаага, сего 6 ноября 1792 года.

Гражданин министр!

Если мое письмо от 16 октября было вручено Вам моим старшим приказчиком, Вы убедились, что тотчас по прибытии сюда я счел своим долгом выполнить все обещания, связанные с каверзным делом о шестидесяти тысячах ружей. Сегодня я имею честь сообщить Вам, сударь, что я принудил моего поставщика, весьма проавстрийски настроенного, хотя он и голландец,

 — или именно потому, что он голландец, — передать мне законным образом на этой неделе, самое позднее на следующей, весь груз оружия, который уже так давно оплачен: я возлагаю на него ответственность за препятствия, чинимые вывозу ружей голландской политикой, поскольку я (как негоциант) намерен иметь дело только с человеком, продавшим мне оружие, а отнюдь не с их высокими инстанциями, от которых мне нечего требовать, — заявляю ему я, — тогда как он обязался, напротив, поставить мне оружие на вывоз, а не для какой-либо иной цели. Он отвечает мне с забавным замешательством, что моя логика столь же точна, сколь неумолима. И что он, готовясь передать мне ружья как таковые, предпримет все возможное, чтобы помочь мне быстро получить разрешение на вывоз, чему не может воспрепятствовать существующее, положение наших политических дел, — говорит он. А я отвечаю: «Я на это надеюсь».