Бомарше

А внутри театра разыгрывался другой спектакль: звенели тарелки, стучали вилки, оглушительно стреляли пробки открываемых бутылок. Наш храм искусства превратился в кабак! Человек триста обедали в актерских уборных, чтобы не оказаться в толчее к моменту открытия дверей; тучная маркиза де Монморен едва умещалась в прелестной, но тесной уборной м-ль Оливье, изящная г-жа де Сенектер во всей этой неразберихе осталась без еды, и пришлось обратиться к Дезессе, чтобы ей дали хоть что-нибудь „заморить червячка“. А зал! Какое там собралось общество! Смогу ли я перечислить всех знатных господ, благородных дам, талантливых артистов, прославленных авторов и сказочных богачей, которые там находились? Что за роскошный цветник в первых ложах! Красавица принцесса де Ламбаль, принцесса де Шиме, беспечная г-жа де Лааскюз… Острая на язык маркиза д’Андло, несравненная г-жа де Шалон… Прелестная г-жа де Бальби, еще более прелестная г-жа де Симьян, г-жа де Лашатр, г-жа де Матиньон, г-жа Дюдренанк, и все в одной ложе! Кругом все сверкало, зрители приветствовали друг друга. Мелькание обнаженных рук, мраморных плеч, лебединых шеек, бриллиантовых диадем, лионские шелка, голубые, розовые, белые — словно радуги трепетали вокруг. Все взволнованно переговаривались и улыбались, сгорая от нетерпения и не переставая либо восторженно аплодировать, либо гневно поносить. И все эти страсти для Бомарше и из-за Бомарше».

Это зрелище кажется еще более волнительным, когда знаешь, что за ним последует: все это рафинированное общество, собравшееся в зрительном зале, доживало свои последние, счастливые и беззаботные дни; эти нежные шейки, увитые, украшенные жемчугами или каскадами бриллиантов, скоро ощутят на себе прикосновение топора Сансона; эти сверкающие драгоценностями женщины и одетые в расшитые камзолы мужчины, беседующие друг с другом, смеющиеся и рукоплещущие, присутствовали на похоронах старого мира. «Никогда бы не подумала, что это так забавно — смотреть, как тебя заочно вешают», — остроумно прокомментировала это событие актриса Гимар, чьи слова я уже цитировал в предисловии.

Словно боясь находиться на виду, Бомарше скрылся в задернутой занавеской ложе и оказался в компании аббата де Калонна, брата главного контролера финансов, и аббата Сабатье де Кастра. В этом укромном уголке счастливый автор смог насладиться своим триумфом и оценить масштабы своей популярности. Бывают минуты, за которые можно отдать всю оставшуюся жизнь. Бомарше переживал в тот момент нечто подобное: никогда больше у него не будет повода так радоваться, как в тот знаменательный день, который вознес его на такую высоту, что оттуда был лишь один путь — вниз.

На следующий день в газетах, описывавших столпотворение на спектакле, появились даже сообщения о том, что в давке погибли несколько женщин. Истиной было то, что зрительный зал был переполнен: премьера «Женитьбы» установила абсолютный рекорд по сборам «Комеди Франсез» за весь XVIII век: касса продала билетов на 5700 ливров.

Самым лучшим комментарием к этому незабываемому событию являются отзывы современников Бомарше:

«Стиль диалогов „Женитьбы Фигаро“, — писал Гримм Дидро, — очень напоминает стиль „Севильского цирюльника“; главное в них — меткое высказывание; ответ там частенько единственный повод для вопроса; это меткое выражение порой всего лишь игра слов, переиначенная пословица или дурного вкуса каламбур… Никогда еще ни одна пьеса не привлекала столько народу в „Театр Франсе“; весь Париж хотел увидеть эту знаменитую свадьбу, и зрительный зал оказался полон в ту же минуту, как только его двери открылись для публики, при этом зал смог вместить едва ли половину тех, кто осаждал его с восьми часов утра; многие прорывались туда силой, швыряя деньги швейцарам. Даже ради королевских милостей наши молодые господа не шли на такие унижения и не проявляли попеременно столько дерзости или услужливости, как ради того, чтобы получить место на премьере „Фигаро“; не одна герцогиня почла за счастье сидеть на балконе, где порядочным женщинам обычно не место, на убогом табурете рядом с м-ль Дюте, м-ль Карлин и иже с ними».

Аналогичный отзыв находим в письме модного тогда критика Лагарпа к великому русскому князю, имя которого он спрятал за инициалами S.A.I.: «Когда открылись кассы театра, началась такая толчея, что в ней задавили трех человек. Это на одного больше, чем погибло из-за Скюдери, ведь, как известно, на премьере его „Тиранической любви“ затоптали двух швейцаров. Чем больше успех у „Женитьбы Фигаро“, тем больше гадостей говорят о ней, а кроме того, у Бомарше слишком много врагов, чтобы можно было обойтись без эпиграмм».

И действительно, они не замедлили появиться; уже на пятом представлении галерка и партер были усыпаны листовками довольно язвительного содержания, автором которых был, скорее всего, один из цензоров пьесы академик Сюар. Вот этот текст: