Бомба для председателя

— О, что вы, миссис Джейн, — по-прежнему улыбаясь своей обязательной улыбкой, ответил Хоа. Он был все так же бледен, и в темноте это было заметней, чем возле фонарей, которые горели вокруг пруда.

Люс вышел из клуба первым, следом за ним — Джейн и Хоа. Когда он подходил к машине, он услыхал сзади тяжелые шаги быстро бегущего человека и крик Джейн:

— Люс!

Он обернулся. На него бежал Ричмонд, выставив вперед кулаки.

Джейн бросилась к Люсу, закрыла его собой и стала отталкивать к машине.

— Хоа! — крикнула она беспомощно. — Суньте его в машину! Ричмонд, милый, не надо! Завтра вам будет стыдно! Фердинанд, — она умоляюще обернулась, — сядьте в такси, он изувечит вас!

Люс дал посадить себя в машину, но, когда они отъехали, он начал ругаться:

— Поверните обратно! Я говорю вам — поверните обратно! Вы не дали мне ударить его! Поверните обратно, шофер!

Джейн открыла окно, и в машине, где глухо урчал кондиционер, сразу же стало жарко. Она высунула лицо навстречу ветру и тихо сказала:

— Фердинанд, таких, как вы, ричмонды всегда будут бить… Поэтому вы мне и нравитесь…

«ВЫ ЖЕ ОТЕЦ, ГОСПОДИН ДОРНБРОК!..»

В восемь утра Берг позвонил в секретариат Дорнброка.

— Доброе утро, говорит прокурор Берг. У меня есть необходимость встретиться с господином Дорнброком.

— Доброе утро, господин прокурор, председатель нездоров, однако я доложу его помощнику о вашем звонке.

— С кем я говорю?

— Это секретарь помощника господина председателя.

В трубке что-то щелкнуло, и настала полная тишина.

Берг еще раз проглядел те вопросы, которые он собирался задать Дорнброку.

— Дорнброк слушает…

— Доброе утро, это прокурор Берг.

— Здравствуйте. Вы хотите, чтобы я приехал к вам? Или в порядке одолжения вы сможете приехать ко мне? Я болен…

— Если врачи не будут возражать, я бы приехал к вам немедленно.

— Врачи, конечно, будут возражать, но я жду вас.

Дорнброк, укутанный пледом, лежал на тахте как мумия. На черно-красном пледе его большие руки казались особенно белыми.

— Я понимаю ваше горе, господин Дорнброк, поэтому задам лишь самые необходимые вопросы.

— Благодарю вас.

— Скажите, ваш сын был здоров? Совершенно здоров?

— Вы имеете в виду его душевное состояние? Он был здоров до того, как отправился в поездку по Дальнему Востоку. Он вернулся оттуда иным… Совершенно иным. Я не узнал Ганса, когда он вернулся оттуда.

— Чем вы это можете объяснить?

— Не знаю.

— У вас есть враги, которые могут мстить?

— Враги есть у каждого человека. Могут ли они мстить мне, убивая сына? Или воздействуя на него какими-то иными способами, доводя до самоубийства? Я не могу ответить на этот вопрос.

— Когда вы видели сына последний раз?

— Вечером, накануне трагедии.

— Где?

— Дома.

— У вас не было никакой беседы с сыном?

— Была.

— О чем?

— О наших делах.

— Он был спокоен?

— Нет. Он был взволнован.

— У вас, отца, нет объяснений этой взволнованности?

Дорнброк отрицательно покачал головой.

— Вы верите в то, что ваш сын мог покончить с собой?

Дорнброк смотрел на Берга и не говорил ни слова. Они смотрели друг на друга, и лица их были непроницаемы.

Берг, впрочем, заметил, как дрогнули губы Дорнброка, это было только одно мгновение, но и Дорнброку было достаточно одного лишь мгновения, чтобы увидеть, как прокурор заметил эти его дрогнувшие губы.

«Ну и что? — глядя на Берга, думал Дорнброк. — Ну и что, прокурор? Ты идешь по горячему следу, но моего мальчика больше нет. Нет больше моего Ганса, а если я сейчас назову тебе имя, тогда не будет и моего дела, и тогда уже вовсе ничего не останется в этом мире…»

— Вы можете сказать мне, что вменялось в обязанности вашему сыну во время его последней поездки?

— То же, что и всегда: решение дел, связанных с производством и финансированием нашего предприятия.

— Вы можете ознакомить меня с деловыми бумагами, со всеми документами, связанными с его поездкой?

После долгого молчания Дорнброк отметил:

— Я должен согласовать это с наблюдательным советом.

— Когда мне следует ждать этого согласования?

— Как только врачи позволят мне встать.

— По телефону согласовать нельзя?

— У нас так не принято.

— Но если этого потребуют определенные обстоятельства, можно рассчитывать на ваше содействие?

— Если обстоятельства расследования окажутся столь серьезными, я пойду на то, чтобы вынести этот вопрос на правление без моего личного участия.

— В какое время вы виделись с вашим сыном в тот трагический день?

— Это было вечером.

— Конкретно.

— Не помню.

— В шесть?

— Позже.

— В восемь?

— Не помню.

— Как долго продолжалась ваша беседа?

— Не более часа.

— И потом ваш сын уехал?

— Я этого не видел.

— Больше вы с ним не встречались?

Дорнброк отрицательно покачал головой и ничего не ответил.

— Значит, вы с ним больше не встречались? — повторил Берг настойчиво, и Дорнброк понял, что в портфеле у прокурора записывающее устройство. — Я понял вас правильно?

«Я вижу, — думал Берг. — Я все вижу. Ты хочешь что-то мне сказать, старик… Скажи, все равно ведь тебе не жить спокойно… Всегда перед тобой будет стоять лицо сына… Ты ведь знаешь, кто погубил его. Ну скажи!»