Бомба в голове

«Похоже, толку от него не будет никакого. Если Захаров заметил в его поведении сдвиги, что же он представлял из себя до этого?»

Отдельные лицевые мышцы пациента будто застыли в судороге, значительно исказив его нормальный облик. Лицо не отражало полное безразличие, но было затянуто таким туманом, что получить от больного сколько-нибудь значимую информацию представлялось делом совершенно безнадёжным. Тонкие пальцы, сжатые в хилый кулачок, продолжали болезненно трястись, отчего и вся рука его ходила ходуном. Другой он поддерживал равновесие, постоянно опираясь на какое-нибудь подходящее основание. В данный момент он продолжал держаться за своего провожатого, обхватив его руку с большой охотой, ни на йоту не заинтересовавшись предложением удовлетворить любопытство посторонних. Он никак не реагировал на доброжелательный тон обращений и, казалось, вообще не понимал, о чём его спрашивают, повинуясь лишь лёгкому нажиму, жестам или наглядному примеру визави, демонстрирующему, что надо делать.

– Пусть вас не смущает немного безнадёжный вид нашего клиента, – обратился доктор к Виталию. – Это сказываются психологические нагрузки, накопившаяся за последнее время усталость. Когда он входит в тему и начинает говорить, то моментально преображается. Вот увидите. Ларий Капитонович, – он повернулся к Канетелину, – вы же не дадите нашему гостю подумать, что не способны выразить никакой мысли?

Больной несколько раз перевёл взгляд с одного на другого, но ничего не сказал.

– Давайте мы присядем.

Доктор отцепил пациента от плечистого санитара, аккуратно подведя его к стулу. Однако, чтобы усадить его, пришлось слегка надавить ему на плечи, поскольку самостоятельно решить данную задачу ему, похоже, было не по силам.

– Вы его помните? – повторно спросил Захаров, указывая на Виталия.

В вопросе психиатра проявились нотки настойчивости. Если бы и теперь больной проигнорировал слова доктора, беседу можно было бы считать завершённой. После необоснованных ожиданий, когда он заговорит, впору было бы развести руки, сославшись на неудачный день, и больше к нему не приставать. Но тот вдруг заметно сосредоточился, на лбу у него проявились характерные складки.

– Да, – еле слышно вымолвил он, не замечая при этом никого из присутствующих.

«Откуда, интересно знать?» Виталия нисколько не удивил ответ душевнобольного, просто возникло естественное любопытство, имеют ли его мысли что-то общее с реальной действительностью.

– Он разговаривал с вами? Вы помните, когда это произошло? – продолжал доктор, наседая на изувеченное недугом сознание пациента.

Но тот, похоже, испугавшись сказанного, теперь безумно таращился на Захарова, враз потеряв нить воспоминаний, того отголоска прошлого, который позволил ему на долю секунды поддаться назойливости чужаков. То, с каким любопытством все до единого, включая санитаров, обратились в его сторону, заставило его пережить настоящий шок. Где-то глубоко внутри себя угадывая границу между здоровым сознанием и тупой уродливостью, он опять почувствовал своё одиночество, и это было сравнимо с несчастьем. Их снова было намного больше. Он ощутил дискомфорт – самое главное, что определяло его отдалённость от окружающих лиц, от существ, населяющих эту планету. Но собраться с мыслями времени не было, ответ требовали дать незамедлительно.

Подождав немного, Виталий решил вступить в разговор и уже без опаски подошёл к больному:

– Ларий Капитонович, вчера произошла трагедия. Погиб один из ваших коллег. – Он понизил голос в соответствии с негативом информации, которую пытался до него донести. – Вы в курсе событий?

Канетелин молчал, не поднимая головы, не меняя выражения лица и позы, по которым было трудно понять о его настроении.

– Мне сообщили, что погибший принимал непосредственное участие в последних ваших разработках, некие общие сведения о которых я публиковал в нашем журнале. – Виталий соврал, потому что на самом деле таких публикаций не было. – Насколько я понял, работа свёрнута не будет…

– Я думаю не стоит нагружать его служебными проблемами. Сейчас не время, – вмешался доктор. – Мы не знаем точно, каково его реальное мироощущение, а вы хотите, чтобы он думал о работе.

– Но вы же сами сказали, что он быстро восстанавливается.

Доктор покачал головой:

– С этим могут случаться перебои. Когда он не реагирует на сведения из его недалёкого прошлого, его лучше не трогать, иначе на длительное время он замкнётся в себе.

Не добившись своего, Виталий отвернулся:

– А он вообще что-нибудь о себе рассказывал?

– Да, несколько раз. Немного сбивчиво, но я имею о нём некоторое представление.

Будто уловив нечто важное и пытаясь восстановить в памяти промелькнувшую мысль, Канетелин нахмурил брови, состроив вполне живую, серьёзную гримасу, и отчётливо, без запинки заявил:

– Их было трое.

Всеобщее внимание вновь было обращено на пациента.

– Кого? – не понял доктор.

Больной, не глядя, указал рукой на Виталия, так же бесстрастно констатировав:

– Олег Белевский был неплохим человеком. Последний раз вы виделись в кофейне на Гжатской улице.