Бомба в голове

– Что интересно, мы проводили исследования с совершенно другой целью… Но результаты говорят сами за себя.

– Вообще-то в это трудно поверить. – Виталий перехватил озадаченный взгляд собеседника. – В то, что вы не знали, что делаете. Вас на сей счёт ни о чём не спрашивали?

Канетелин впервые испытал трудности в разговоре. Похоже, никакой чёткой позиции по данному вопросу у него не было. Неуютно поёжившись, он собрался с мыслями и выдал единственно точную формулировку, какую смог найти в данный момент:

– Взрыв происходит из-за разрыва сплошности пространственно-временного континуума. Но поскольку абсолютной пустоты не бывает, то, чтобы заполнить её, туда устремляется поток энергии от какого-то наружного источника, история которого нам неизвестна.

– Своеобразный белый взрыв, то есть «белая дыра»?

– Что-то в этом роде.

– И такое можно устроить в нынешних условиях?

– Абсолютно я в этом ещё не уверен. Но похоже, что можно. – Канетелин принял на удивление отстранённый вид и спокойно заявил: – Если то, о чём я думаю, подтвердится, то задать точку и время мгновенного преобразования материи теперь не составит труда. По сути это новый тип оружия.

«Зачем мне это знать? – тут же пронеслось в голове Виталия. – Им определённо есть до меня дело».

Чем дальше, тем очевиднее становилось, что ему в данной истории предназначена отдельная роль. Почему полусумасшедший физик, но всё-таки учёный, заявляет постороннему человеку о каком-то оружии? Зачем понадобилось впутывать его в это расследование? Мотивы их встречи практически полностью были исчерпаны во время первого свидания. Он бы и знать не знал о чудесном выздоровлении больного, о его предположениях и незаконченных научных исследованиях. По крайней мере, его, Виталия, помощь следствию в запутанной череде событий выглядит крайне сомнительной. С новой остротой встал вопрос: что от него требуется? От ответа на него зависело очень многое.

– То есть вы допускаете, что оборудование и наработки, выполненные в вашей лаборатории, могли быть использованы для совершения последних терактов? Но в данной связи гибель среди прочих людей троих ваших сотрудников приобретает вполне определённый смысл. Это убийство с целью устранения свидетелей или конкурентов. Как вы считаете?

Канетелин не выглядел обескураженным. Казалось, он даже был удовлетворён тем, что подталкиваемый им ход мысли находит отклик в здраво рассуждающем собеседнике.

– Мне уже задавали подобные вопросы. Могу предположить, что по ходу собственного дознания вы вряд ли узнаете всю правду. Её не знаю даже я. А между мной и вами есть ещё определённые люди, которые крайне не заинтересованы в утечке важной информации. Для них ситуация в какой-то момент вышла из-под контроля, и они хотят знать, в чём прокол.

Учёный был прав. В сложившейся ситуации Виталию не следовало бы углубляться в поиски преступника. Или преступников. Но, чёрт возьми, зачем он тогда нужен?

Ему не раз приходилось ходить по грани, добывая информацию сверх лимита, но выдавая в свет значительно урезанный, поверхностный материал, не касающийся серьёзных лиц и их делишек. Оттого за ним и закрепилась репутация маститого профессионала, говорящего правду всегда выборочно, строго под роспись своего шефа. Тот иногда даже не подозревал, какого опасного сотрудника держит в своём штате. Даже тому, в ущерб собственному самолюбию, Виталий никогда не выкладывал все данные, самое важное и опасное оставляя при себе. Но это важное не пропадало даром, не хранилось где-то в тайнике до лучших времён, на какой-то чёрный день. Виталий использовал его по-другому: он основывал на нём свои методы ведения «деликатных» разговоров. Забавно было наблюдать, как у какой-нибудь важной птицы отвисала пачка и тупился взгляд, когда в приватной беседе Виталий намекал на имеющийся в его кругах достойный компромат на интервьюируемого или его доверенных лиц. Человек становился при этом намного сговорчивее, а его правда уже не представляла из себя обычную лапшу на уши.

Теперь же область расследования и люди, с ним связанные, были совершенно не в его теме. Интуитивно Виталий чувствовал, что заходить в опасную трясину не следует – засосёт намертво. Однако очевидно и то, что ему дают определённую свободу действий, свою нишу деятельности, а затем сведения, добытые им собственными усилиями, попросят, очевидно, выложить на стол: все без остатка, вплоть до запятой. Глеб Борисович, конечно же, не прост. Этот жук сам его использует. Вопрос, похоже, только в том, до какого момента он будет Виталия прикрывать, если придётся копнуть – случайно или намеренно – слишком глубоко.

Дождь усилился, насытив парк мягким убаюкивающим шумом. Белёсая дымка закрыла отдалённые окрестности, с крыши беседки полилась вода. В какой-то миг Виталия охватила печаль, превращающая разговор в оду странствий. На несколько секунд он потерял нить беседы, однако вернулся к разговору, заметив, что физик за ним наблюдает.

– Вы знаете, что Белевский о вас далеко не лучшего мнения? – спросил Виталий.