Бомбейские чудовища

Фельетонист изо всех сил пытался отвлечь внимание хорошенькой брюнетки от Самсона, а тот под пристальным взором темноглазой хозяйки покраснел и стал еще привлекательнее. От смущения он уставился на огромный аквариум, помещенный на камине: там, среди водорослей и кораллов, парили странные, причудливо изогнутые рыбки, похоже на крохотных лошадок, по крайней мере головой. У них были забавные глаза-пуговки, доверчивый взгляд, капризные губы и тонкая мордочка, украшенная рожками.

— Погодите, господин Черепанов, — тем временем прервала словоохотливого гостя сыромясовская супруга. — Таких долгих экскурсов не надо. Вы лучше мне объясните, почему вы работаете ночами?

— Я? — Фалалей поднял брови. — Я не работаю… То есть да, иногда… а в общем мысль журналиста работает безостановочно, и в этом смысле наша профессия не знает ни дня, ни ночи…

— А вы, Самсон Васильевич? Вы тоже ночные задания выполняете?

Шалопаев оторвал взгляд от рыбок, переливающихся всеми красками: от оранжевой до сизо-голубой, от лимонно-желтой до огненно-красной, от черной до коричневой, — но ответить не успел.

— Пока еще он не дорос, — встрял фельетонист, — он еще несовершеннолетний.

— А какого рода эти задания? — допытывалась дотошная дама, наконец-то удостоившая заинтересованного взгляда и Фалалея.

— Ну, разного, — заелозил на стуле тот, — иногда конфиденциального, мы не имеем права разглашать.

— Хорошо, — сыромясовская супруга выложила на скатерть руки и любовалась своими отполированными ноготками, — но, судя по тому, что вы пришли к Мишелю, его задание должно быть завершено. Не так ли?

— Так, — лапидарно ответил Фалалей и пнул под столом Самсона, хотя тот знал: если друг становился лаконичным, что-то не так.

— А как часто вы, например, Фалалей Аверьяныч, ходите на ночные задания? — Невинный взгляд темных глаз снова обволакивал Фалалея.

— Я? Ну, не знаю… Не считал…

— Каждую неделю?

— Бывает, — уклонился Фалалей. — А в чем вопрос?

— А в том, господин Черепанов, что мне, как замужней женщине, любящей своего мужа, кажется странным, что Мишель иной раз и дважды в неделю уходит в ночные задания.

— Наше руководство ценит вашего мужа. И доверяет ему самое сложное, — залопотал Черепанов.

— Вы думаете, что я глупа? — ярко-вишневая улыбка любящей супруги стала еще обворожительней. — Я же читаю ваш журнал. Мишель пишет о модах и тканях. В его статьях нет никаких следов, проливающих свет на его ночные отлучки. Что все это значит?

— Не знаю, — пожал плечами фельетонист. — Вы в чем-то подозреваете мужа?

— Да, подозреваю.

— В супружеской неверности?

— Хуже! Гораздо хуже!

— Что же может быть хуже?

Госпожа Сыромясова вздохнула, на ее ясное чело набежала тень.

— Поймите меня, я беспокоюсь за его жизнь. Ведь если человек уходит на ночь глядя из дому, а утром не возвращается, ничего хорошего не жди.

— Согласен, — подхватил Фалалей. — А он ушел и не вернулся?

— Совершенно верно, до сих пор нет. А ведь это дело опасное, признайтесь.

— Какое дело? — непонимающе оглянулся на Самсона Фалалей.

— Как какое? Тайный сыск!

Глава 4

Следователь Тернов и его помощник Лев Лапочкин возвращаться на службу не торопились: перед беседой с чудовищным флиртовцем не мешало хорошенько обдумать план и стратегию допроса. Да и после гостиничной суматохи хотелось чего-то тихого и спокойного, хотя бы и неспешной поездки по городским улицам в экипаже. Однако чахлое северное солнце не могло совладать с вязкой петербургской сыростью, от нее не спасали ни шинели, ни поднятые воротники, ни суконная полость казенных саней. И, углядев вывеску с накладными металлическими буквами, Павел Миронович сам предложил напарнику зайти в ресторан и перекусить. Велев извозчику ждать, он первый спрыгнул с саней на тротуар.

Поскольку следователь и его помощник были в служебной форме, то знаки почтения устилали им дорогу: и швейцар кланялся в пояс, и в гардеробе со всевозможной ласковостью и бережностью помогли снять верхнюю одежду и галоши, и встретивший у входа в залу метрдотель в полупоклоне передвигался сбоку с льстивой улыбкой, то приотставая на полшага, то забегая вперед.

Стол почетным гостям был предложен самый наивыгоднейший — и для обзора, и для комфорта. Словно из-под земли явились два официанта, скатерть тут же была сменена на накрахмаленную до хруста, метрдотель воркующим голосом принялся выяснять, что будут есть и пить дорогие гости.

Ненужную суету Тернов прервал излишне сурово, попросив метрдотеля обеспечить клиентам в первую очередь покой. И это желание было исполнено с радостью, официанты мгновенно бросились выполнять заказ, бесшумно выныривая из-за колонны с подносами в руках. Лишь изредка являлся метрдотель и застывал в отдалении, проверяя, все ли в порядке.

— Лев Милеевич, — заговорил Тернов, когда под действием живительной влаги из хрустального графинчика руки немного отошли от мороза, — есть ли у вас соображения?