Бонсаи

— Мне можно сесть? — спрашивает Кларье, указывая на скамейку.

Она по-прежнему молчит, и он садится, скосив глаза на приоткрытую книгу. Жид «Les Nourritures terrestres»[3]. Знаменитая фраза из романа приходит ему на ум: «Натанаэль, я научу тебя радоваться жизни». Мод носит без всякого сомнения, один из самых усовершенствованных в мире протезов. Он спрятан под джинсами, но, судя по тому, как натянута ткань, можно догадаться, что сделан он из твердого железа, далекого от мягких округлостей и гибкости живой плоти.

— Я вышла утром погулять, чтобы доставить удовольствие папе, — говорит Мод ровным безразличным голосом и выставляет вперед черный, лакированный ботинок протеза, изготовитель которого попытался придать известную элегантность ложной шнуровке.

— Миленький, не так ли?

Она вкладывает в свои слова весь сарказм, на который только способна.

— Пришли посмотреть на чудо техники? — продолжает она. — Будь я дома, я бы вам показала: нажмешь на кнопку, и вся эта штуковина в раз отщелкивается. Последняя находка папы… Обычная кнопка. Протез снимается как болотные сапоги рыболова. А вот чтобы поставить его на место, нужно потрудиться, причем вдвоем. Короче, потрясающее изобретение для борделей.

— Я прошу вас, не надо! — шепчет Кларье.

Мод дерзко смотрит ему прямо в глаза:

— Вы ничем не отличаетесь от остальных! Вы тоже испытываете ко мне жалость. Так бросают деньги в церковную кружку для пожертвований. Каждый торопится поскорее раскошелиться и уйти…

Он протягивает к ней руку, но девушка быстро отстраняется.

— Не трогайте меня!

Затем немного смягчается и добавляет:

— Вы ведь пришли ко мне вовсе не для того, чтобы переминаться с ноги на ногу. — Осознав двусмысленность сказанных ею слов, она смеется: — Извините, комиссар! Подобные словесные остроты вовсе не в моем духе. Выкладывайте быстренько, что вы от меня хотите?

— Я узнал очень много нового, — отвечает Кларье. — Мне ведь не было известно, что господину Кэррингтону приходится выдерживать нападки конкурирующей фирмы.

— Иными словами, не знали, что эти из «Стретчера» жаждут заполучить его шкуру? Разумеется! В Детройте все об этом знают. Но война еще в самом начале. Наскоки начались каких-нибудь пять лет назад. И знаете как?

— Слушаю.

— Это началось после войны во Вьетнаме. Некий Моррисон заметил, что, когда умирали искалеченные во Вьетнаме парни, их протезы приобретали скупщики металлолома, которые потом чинили их и продавали по приличной цене многочисленным инвалидам, потерявшим руки-ноги в различных передрягах. Постепенно стало ясно, что развивается стихийный рынок протезов. Если вас это интересует, я покажу вам статьи и фотографии из «Лайф»…

— Но Вьетнам длился достаточно недолго.

— Не сомневайтесь, всегда отыщется нечто похожее в другом месте. А чего стоят, например, эти ужасные паромы!

— А что паромы?

— Забыли об акулах?

Кларье аж всего передергивает от отвращения.

— Вы как будто смакуете все эти ужасы, — шепчет он.

Мод кидает на комиссара презрительный взгляд.

— Согласна, я несколько переборщила. Но вырезки из «Лайф» я вам все-таки передам.

Кларье встает и внимательно смотрит на Мод, чувствуя, что она притягивает его — еще бы: ведь Мод очень красива, — и одновременно отталкивает.

— Естественно, никто из компании «Стретчер» не пытался с вами связаться? — спрашивает он, чтобы хоть как-то оправдать свое присутствие возле девушки.

— Почему же, пытались. По телефону. Некий Конрад Хесслер сказал мне, что был бы рад встретиться со мной. Но я отказалась от знакомства.

— Однако ваш отец…

— А что отец! Вы небось с вашими полицейскими мозгами сразу подумали, что этот звонок предоставлял мне удобный случай свести с отцом счеты? Но только не таким способом! Не слушайте сплетен доктора Мелвилля! Патрик всего лишь рано состарившийся брюзга!

— Но подарки от него вы все-таки принимаете! — оборвал ее Кларье.

— Бонсаи, да! И по правде говоря, нас это обоих забавляет! Мы с ним общаемся посредством этих маленьких монстров. Но я хочу вам кое-что сказать, комиссар! Я никогда не позволю хозяевам «Стретчера» завладеть нашим центром, по мне так лучше его закрыть или вовсе разнести по кирпичику до основания. Хотя меня и нельзя назвать убежденной хранительницей устоев рода Кэррингтон, все-таки я Кэррингтон. Простите, мне хотелось бы дать слово несчастному Натанаэлю! Вот наградить его циррозом печени, вмиг отпадет необходимость обучать его радоваться жизни!