Бонжур, Антуан!

– Мы едем во Францию, – говорил Виллем, – у Ирмы там тоже есть русские подруги. А на обратном пути заедем в Кнокке, там живёт её приятельница. У меня гараж и три машины, я вожу товары в Германию. Работы много, но раз в год всё-таки удаётся вырваться. Посмотрите на мои руки. – И он раскрыл могучие ладони, пальцы в ссадинах и буграх, под ногти навсегда въелась маслянистая копоть. – Но я люблю своё дело.

– Молодец, Виктор! – крикнула через стол Ирма. – Виллем очень любит русских. К нам часто приходят люди с корабля, и мы с ними вспоминаем родину.

– О, я люблю русских, – подтвердил Виллем.

Вот сколько замечательных вещей узнал я о Виллеме, вот как легко, оказывается, узнать о человеке, который сидит рядом с тобой. Вы просто болтаете и узнаете друг друга. А если вас разделяет двадцать с лишком лет и белая могильная плита – как тогда узнать правду? Отец-то уж ничего не узнает, он даже не знал, что я буду и есть. Он ничего не узнает и не расскажет. Но я-то могу узнать о нём, хочу знать, должен знать.

– Я тоже участвовал в Сопротивлении, – говорил Виллем. – Правда, у нас не было такого размаха, как в Арденнах, но мы тоже не сидели сложа руки.

Я заинтересовался:

– Сколько человек было в вашем отряде?

– Шестнадцать. Мы жили в деревнях, каждый в своём доме. Собирались только перед операциями. У нас в отряде был пароль, по которому человек обязан помочь тебе.

– Какой?

– Честь и свобода. И ещё мы складывали два пальца в виде буквы V – виктория. Так делали все голландские партизаны. А пароль был только у нас.

– Интересно, как он по-голландски звучит?

– Феер ен фрейхайт.

– Феер ен фрейхайт, – повторил я задумчиво. – Честь! Честь хороша до тех пор, пока не появится предатель.

– У нас он был, – живо отозвался Виллем. – Его расстреляли. Правда, не я приводил приговор в исполнение. Я не решился.

Иван с грохотом отодвинул стул и плюхнулся между нами.

– Ты мне не веришь, Виктор?

– А, Иван? Оказывается, ты ещё не разучился говорить по-русски. Я тебе верю, Иван. Ты молоток, Иван.

– Нет, я вижу, ты мне не веришь, – обиженно упорствовал Иван. – Но если ты мне не веришь, давай спросим Луи.

– С Луи я уже говорил. Все, что Луи знает, он мне расскажет. Но про «кабанов» он не знает. Я сам знаю, кого надо спросить.

– Кого?

Антуан стоял в дверях, держась одной рукой за косяк, и внимательно глядел на меня. Взгляд его был спокойным и изучающим. Странно, но я до сих пор как бы не замечал Антуана. Он был тут хозяином, но это никак не обнаруживалось. Он почти всё время молчал, но видел все. А теперь он посмотрел на меня – и я будто заново узнал его. Он был невысок и крепок. Я перевёл глаза на фотографию, прикреплённую к стене, Антуан был там в борцовской майке с глубокими вырезами, в мягких башмаках, снимок сделан в Будапеште, где Антуан выступал в полусреднем весе на европейском первенстве. И сейчас он стоял в той же позе, крепко упёршись ногами, и глаза его видели все. Только взгляд был у него сейчас иным, нежели на фотографии. Он смотрел на меня спокойно и твёрдо, словно знал, о чём я думаю, но ещё не решил, стоит ли говорить мне о том, что знает он сам. Встретившись с моим взглядом, он не дрогнул, а продолжал смотреть так же уверенно и пытливо. Конечно, он слышал разговор Ивана с Любой и имел своё суждение на этот счёт – так говорили его глаза. Но он ещё раздумывал и решал. Ну что ж, решай, Антуан!

Меня словно подбросило к нему.

– Поборемся, Антуан?

Он легко отделился от двери и сделал шаг навстречу.

– Давай поговорим, Виктор, – сказал он, и это было его ответом.

Мы сели. Виллем потянулся к нам с бутылкой.

– Выпьем по маленькой.

– Чуть позже, герр Виллем, – ответил я. – Сейчас мы немного поговорим.

– Я понимаю, – сказал Виллем, улыбаясь добродушной улыбкой. – Серьёзный мужской разговор.

– Да, Виллем, серьёзный мужской разговор. Садись сюда, Иван, и не вздумай переводить отсебятину. Только то, что я буду говорить. Иначе обойдусь без тебя.

– Сидишь и сиди, – отругнулся Иван. – Я буду переводить точно.

Антуан передвинулся на стуле, подался вперёд, поставил локти на колени, сцепил пальцы рук и снова посмотрел на меня тем же спокойно-пытливым взглядом.

– Иван, спроси Антуана, – начал я, – знает ли он, что в группе «Кабан» был предатель и потому эта группа погибла?

Антуан ответил тут же. Голос его был задумчивым, словно он размышлял наедине с собой.

– Он говорит, что не знает фактов, хотя и думал об этом. Но теперь ты сам приехал сюда и сам должен узнать это. Завтра ты поедешь на мост и сам увидишь, как это случилось.

У меня от сердца отлегло: да, теперь я знаю, кому надо задавать мой главный вопрос. И вопрос свой главный знаю – что было на мосту? И каким бы ни был ответ, я его выслушаю. И после этого я поступлю так, как повелит мне сыновний долг.

– Хорошо, Иван. Скажи ему, что я доволен ответом. Но не совсем. Меня интересует собственная точка зрения Антуана. Переводи.