Отбыв сольвычегодскую ссылку, формально Иосиф Джугашвили мог проживать везде, кроме Кавказского края, что было ему «воспрещено» постановлением генерала от инфантерии Шатилова И если посмотреть даже не глазами так называемых правозащитников, а с элементарной юридической точки зрения, то как бакинский начальник охранного отделения Мартынов, так и петербургский глава жандармского ведомства, требовавшие для него высшей меры ссылки, проявляли кровожадность.
Даже если карательные органы имели косвенную информацию в отношении повышения партийного статуса Иосифа Джугашвили, доказательств, что он приступил к исполнению партийных обязанностей, в руках охранных органов не было. С точки зрения закона — он еще не совершил «противоправных» действий.
И все-таки жандармы знали что делали... Основная идея репрессивного сценария ясна. При отсутствии уличающих фактов и признаний подследственного охранные службы полагались на служебную логику. Неукротимый Коба опасен для существовавшего режима — и его революционной деятельности следовало воспрепятствовать. И существовавший порядок позволял это сделать «заочно», без права обвиняемого на защиту.
8 октября Петербургское ГЖУ информировало Департамент полиции о завершении переписки, а 5 декабря министр внутренних дел А. Макаров утвердил решение особого совещания МВД. Правда, в Министерстве внутренних дел учли шаткость обвинений, выдвинутых против Джугашвили, и не пошли на крайность. Тем не менее решение гласило: «Подчинить Джугашвили гласному надзору полиции в избранном им месте жительства, кроме столиц и столичных губерний, на
Для Иосифа это означало крушение надежд на возвращение к легальному образу жизни. Конечно, он уже устал от такого положения, но с этого момента вплоть до Октябрьской революции власти не оставили ему иной возможности, кроме выбора — либо гнить в ссылке, либо жить на нелегальных условиях. Местом ссылки он избрал Вологду.
Но, получив проходное свидетельство «на свободный проезд из г. С.-Петербурга в гор. Вологду», он не стал спешить на царские хлеба. Выпущенный из петербургской тюрьмы, он задержался в городе, укрывшись на Петербургской стороне, на квартире Цымлаковых. Здесь, в стоявшем во дворе деревянном домике с застекленной мансардой, «в полухолодной комнате» его отыскали Сурен Спандарян и Вера Швейцер.
Он не спешил с возвращением в ссылку не из желания пожить в столице. И не испытывал растерянности. Хорошо понимая, что от предстоявшей конференции в Праге многое зависит в дальнейшей судьбе партии, Джугашвили воспользовался возможностью повлиять на будущие решения. И вскоре на квартире Швейцер прошло узкое совещание отъезжавших на конференцию делегатов. Необходимо было определить общую позицию, отражавшую не абстрактные взгляды оторванных от действительности эмигрантов, а произвести крутую ломку тактики партии,
Тон совещанию задали присутствовавшие на нем «бакинцы»: Джугашвили, Спандарян, Орджоникидзе. Между ними не было разногласий, они давно определили общую линию. И, забегая вперед, подчеркнем, что Серго Орджоникидзе выступил в Праге с первым докладом, а итогом конференции стали решения, в основу которых практически легли предложения, высказанные в статье Иосифа Джугашвили «Партийный кризис и наши задачи».
В Вологду Иосиф Джугашвили прибыл 24 декабря. Снова бесправное положение ссыльного. Но он не намерен облегчать работу полицейским шпикам, и за короткий срок меняет три места жительства. Сначала он остановился в доме 27 на Золотушной набережной, где проживал по 7 февраля 1912 года, затем по 15 февраля жил в доме Константиновой — угол Пятницкой и Обуховской улиц, откуда 16 февраля перебрался в дом Горелова по Леонтьевскому ручью, д. № 7.
Сразу после прибытия он навестил Петра Чижикова. В отправленной в этот же день невесте Петра в Тотьму открытое с изображением родившейся из морской пены греческой богини любви и красоты Афродиты, он шутливо написал: «Ну-с, «скверная» Поля, я в Вологде и целуюсь с «дорогим» «Петенькой». Сидим за столом и пьем за здоровье «умной» Поли. Выпейте же и вы за здоровье известного Вам «чудака» Иосифа».
Нет, снова погрузившись в серость буден жизни ссыльного, он не утратил присущие ему чувства юмора и шутливой иронии. Очередной арест, тюремные застенки не сломили Иосифа Джугашвили, не лишили его уверенности. Хотя внешне положение его выглядит не блестящим. Кроме гласного надзора, власти установили еще скрытую слежку за Кавказцем