СИ. Кавтарадзе вспоминал: «В один из зимних холодных и мрачных петербургских дней, часов в 11 утра я сидел над каким-то курсом. Раздался стук в дверь, и в комнату вошел Коба. Это было неожиданно. Я знал, что он находится в ссылке. С обычным веселым и приветливым выражением лица, несмотря на трескучий мороз, в демисезонном пальто...
После первых приветствий Иосиф сообщил, что приехал из Москвы. Не раздеваясь и даже отказавшись от гостеприимно предложенного чая, он попросил: «Я у тебя некоторое время побуду... С поезда прямо к тебе <...>В Москве на вокзале я заметил слежку, и, представь себе, когда я вышел здесь из вагона, увидел того же самого шпика, который и проводил меня до твоего подъезда. Сейчас он торчит на улице».
Решили ждать до вечера. Иосиф Джугашвили ушел с наступлением темноты. Освободившись от «хвоста», он нашел приют на
Выборгской стороне, на квартире рабочего. Пробыв в Петербурге почти две недели, он установил контакт с руководством местной организации. Затем принял участие в заседании Петербургского комитета и выступил на собрании рабочих партийных ячеек Васильевского района, где были одобрены решения Пражской конференции.
Решив столичные дела, 12 марта он выехал на Кавказ. По пути он сделал остановку в Ростове-на-Дону, где, с поезда — на поезд, увиделся с В.Л. Швейцер. Сразу по прибытии в Тифлис он встретился с Еленой Стасовой, ставшей после Пражской конференции секретарем Русского бюро ЦК РСДРП, и Суреном Спандаряном. С последним он не виделся с момента своего ареста в Баку. Заведовавшая школой Общества учительниц Стасова устроила его на квартире учителя Машака Агаяна.
Человек, быстро ориентировавшийся в обстановке, Джугашвили понимал, что бездействие снова разоружит партию. Поэтому он не откладывал практические шаги. В Тифлисе он написал «циркуляционное письмо ЦК РСДРП № 1 к партийным организациям», а затем — листовку «За партию!». В листовке, отпечатанной тиражом в 6 тысяч экземпляров, Иосиф Джугашвили указал на важные перемены, происшедшие в работе руководства партии, и призвал рабочих возглавить возобновляемую борьбу. Вместе с листовкой Ленина «Избирательная платформа РСДРП» она была распространена в восемнадцати городах России.
Его приезд на Кавказ не остался не замеченным для властей. Уже 16 марта сексот Фикус донес Бакинскому охранному отделению о его появлении в Тифлисе. Скоро Джугашвили и сам выехал в Баку. 29 марта в рабочем районе Балаханы он провел совещание районных парторганизаций, где выступил по вопросу итогов VI конференции. Он знал, к чему стремился, и вооружал бакинцев политически. На следующий день об этом совещании, одобрившем решения конференции и резко критиковавшем меньшевистский Закавказский областной комитет, он написал статью для газеты «Социал-демократ». Состояние Бакинской организации он сжато охарактеризовал в письме, отправленном 30-го числа в Киев для Орджоникидзе и Пятакова.
Однако его пребывание на Кавказе завершилось неожиданно скоро и по не зависевшим от него причинам. Еще 25 марта (7 апреля) Крупская послала из-за границы по каналам партийной связи письмо в Киев: «Необходимо немедленно отправить в Питер Ивановича». Извещенный об этом, 1 апреля, в воскресенье, Джугашвили срочно выехал в Петербург.
Чем была вызвана эта спешность его вызова? Об этом в письме не сообщалось. Поэтому, снова сделав остановку «от поезда до поезда» в Ростове-на-Дону, он вновь повидался с Верой Швейцер. Она сообщила, что предварительно ему надлежит заехать в Москву, где его уже ждет Орджоникидзе.
С Серго он встретился 7 апреля. В числе тех вопросов, которые им предстояло решить, особую роль играл финансовый. Возобновление деятельности партии требовало материальных средств. Обсудив положение дел, из Москвы Джугашвили и Орджоникидзе направили письмо за границу. На имя лидера германских социал-демократов Клары Цеткин. В нем сообщалось о восстановлении ЦК РСДРП и предлагалось вернуть деньги Российской социал-демократической рабочей партии, находящиеся у нее на хранении. Кроме того, в Москве ими была организована финансовая комиссия, о чем Джугашвили информировал Тифлис.
Для двух виднейших руководителей большевистской партии посещение Первопрестольной имело неприятные последствия. Департамент полиции внимательно следил за трансформацией социал-демократического движения. Он сразу осознал реальную угрозу царизму со стороны левого крыла РСДРП, кардинально изменившего курс после Пражской конференции.
Теперь, когда в среде социал-демократии уже перебродило разочарование, вызванное поражением революции 1905 года, и, покончив с бесплодными междоусобными идеологическими дискуссиями, большевики вновь выводили на авансцену революции народ — передовых рабочих, они становились действительно опасными для самодержавия.