На станции Болотная пассажир исчез, но, по утверждению А. Аавика, им был И.В. Джугашвили. Для осуществления удачного побега члена большевистского ЦК решающее значение имело то, что искать его не спешили. Правда, когда полицейский надзиратель Титков, явившийся 2 сентября для проверки, ссыльного не обнаружил, то в тот же день написал рапорт приставу 5-го стана Томского уезда.
Не мудрствуя над изысканностью слога, надзиратель в нем пишет: «Проверяя по обыкновению каждый день свой участок административно-ссыльных в городе Нарыме, сего числа я зашел в дом Алексеевой, где квартируют Джугашвили Иосиф и Надеждин Михаил, из них первого не оказалось дома. Спрошенная мною хозяйка Алексеева заявила, что Джугашвили сегодняшнюю ночь не ночевал дома, и куда отлучился, не знает. Надеждин же, его товарищ, заявил, что в субботу 1 сентября уехал в село Колпашево Кетской волости».
Однако, получив этот рапорт, Касьянов, исполнявший обязанности полицейского пристава Нарыма, проявил отменное хладнокровие и сибирскую неторопливость. Видимо, ранее не сталкивавшийся с побегами ссыльных, отсутствие Джугашвили он принял за рядовую отлучку. Несколько дней он ждал прибытия парохода из Томска, идущего через Колпашево, с которым «пропавший» политический мог вскоре вернуться.
Логика рассуждений пристава была разумной, но, когда очередной рейсовый пароход 5 сентября прибыл в Нарым, Джугашвили на нем не оказалось. И все-таки даже и теперь Касьянов не верил в возможность побега и 6 сентября обратился к старшему полицейскому надзирателю в Колпашеве Кочневу с требованием выяснить: находится ли в этом селе ссыльный И.В. Джугашвили, «и если да, то немедленно вернуть его обратно».
Правда, в тот же день Касьянов написал рапорт об исчезновении Джугашвили в Томское уездное полицейское управление. Но он не выслал его. Мысль о побеге настолько не укладывалась в сознании провинциального полицейского, что он снова стал ждать. На этот раз — ответа от Кочнева.
Минула еще неделя. И, не видя реакции на свой запрос, 15 сентября Касьянов наконец послал рапорт в Томск. Но ответ от полицейского надзирателя Кочнева об отсутствии в селе Колпашево Джугашвили все-таки пришел. Пристав Нарыма Касьянов получил его 19 сентября, но лишь 29-го числа отправил пароходом сообщение об этом в Томск.
Впрочем, не суетились власти и в «столице» Сибири. Об исчезновении ссыльного томский уездный исправник сообщил губернатору лишь 17 октября. И только через два месяца после побега
Иосифа Джугашвили, 3 ноября, томский губернатор отдал распоряжение начать поиски беглеца. Как ни крути, но по любым меркам жизнь в Сибири не била ключом!
В Петербург Иосиф Джугашвили вернулся 12 сентября 1912 года. Сразу по прибытии, к вечеру, «в пятом часу дня», на Невском возле дома 14 он встретился с Сергеем Кавтарадзе. «Вид у него, — вспоминал СИ. Кавтарадзе, — был не подходящий для Невского проспекта. Он оброс бородой, на голове измятое кепи, одет в поношенный пиджак сверх черной блузы, брюки тоже измяты, ботинки стоптаны. Вид пролетария мастерового резко бросался в глаза на фоне респектабельного Невского проспекта».
«Я из Нарыма, — сообщил Сталин, — добрался до Питера довольно благополучно... Но вот беда: явки есть, ходил, никого не застал... Хорошо хоть тебя встретил». Земляк устроил беглеца на Коломенской, дом 44, а вечером перевел на Саблинскую улицу, 10. Хозяйкой квартиры была «некая контр-адмиральская вдова», сдававшая жилье грузинским студентам; уходя, Кавтарадзе оставил беглецу на всякий случай еще один адрес — Широкая улица, д. 12.
Стремясь сразу вникнуть в курс дел, уже вскоре Иосиф Джугашвили навестил квартиру Стасовых. Оказалось, она была арестована, но он получил «некоторые бумаги, которые удалось спасти во время ареста Е.Д. Стасовой», и партийную кассу, которую она успела передать брату. Предполагают, что партийные деньги Джугашвили укрыл у служащего Русского внешнеторгового банка Александра Аксельрода.
Пока в необозримых сибирских просторах решали вопрос о возбуждении розыска бежавшего «политического», он приступил к активной деятельности в столице. Его возвращение в столицу совпало с кульминацией избирательной кампании в IV Госдуму. «Сталин, — вспоминал рабочий А.Е. Бадаев, — приехал в Петербург в сентябре за несколько дней до выборов уполномоченных на заводах и фабриках и сразу окунулся в гущу движения».
Конечно, присутствие в IV Государственной думе социал-демократов не могло сколько-нибудь существенно изменить политическую атмосферу в стране, но власти всеми способами препятствовали выборам их представителей. И самым надежным средством сдерживания активности революционеров режим по-прежнему считал массовые аресты. Они прокатились по городу в ночь с 13 на 14 сентября. Петербургский комитет РСДРП был почти полностью разгромлен. Однако еще до этого комитетом была создана «избирательная комиссия».