Борьба и победы Иосифа Сталина

Конечно, это было только риторическое словоблудие. Не выдер­жав, Ленин на это заметил: «В прениях тов. Троцкому было указа­но, что если армия находилась в полусомнамбулическом, или, как он потом выразился, полуусталом состоянии, то ведь центральное стратегическое командование не было или по крайней мере не должно было быть полуусталым. И ошибка, несомненно, остается...»

Пожалуй, это уже напоминало уговоры, заставлявшие прови­нившегося школьника сознаться в проступке. Однако Троцкий не хотел единолично признавать вины за авантюристичность своих планов похода на Варшаву и беззастенчиво заявил, что Сталин яко­бы тоже оптимистично воспринимал возможность взятия поль­ской столицы.

Сталин категорически отверг это опрометчивое утверждение Лейбы Бронштейна. В записке в президиум он написал: «Заявление Троцкого о том, что я в розовом свете изображал состояние наших фронтов, не соответствует действительности. Я был, кажется, един­ственный член ЦК, который высмеивал ходячий лозунг о «марше на Варшаву» и открыто в печати предостерегал товарищей от увле­чения успехами, от недооценки польских сил. Достаточно прочесть мои статьи в «Правде».

Это не было хвастовством. Человек, не понаслышке судивший о реальных событиях, предшествовавших крупнейшему пораже­нию Красной Армии в ходе этой войны, он не сбрасывал со счетов ни ошибки ЦК, ни губительные просчеты фронтового командова­ния, непосредственного виновника катастрофы.

На упрек о его пристрастном отношении к Западному фронту и на утверждение Ленина, «что стратегия не подводила ЦК», он от­ветил объяснением существа ошибки руководства партии. Сталин указал, что именно ЦК принял решение «в сторону продолжения наступательной войны»,

доверившись ошибочной информации командующего Тухачевского и члена РВС фронта Смилги. «Логика ЦК была правильной, — соглашается он, — но ее исходные предпо­сылки оказались недостоверными».

В возникшей по этому поводу дискуссии, трезво взвешивая все обстоятельства, прослеживая детали развития событий, он обна­жал истину, противопоставляя слабости в аргументации сторон. Умелый полемист, он связывал реальные факты и шаткость логики оправдательных утверждений. Сравнивая существо действитель­ных событий и не соответствующих им аргументов оправдания, он логически приводил истину к почти ироническому выводу.

Он подчеркнул: «ЦК имел телеграмму командования о взятии Варшавы 16-го августа. Дело не в том, что Варшава не была взята 16-го августа, — это дело маленькое, — а дело в том, что Запфронт стоял, оказывается, перед катастрофой ввиду усталости солдат, вви­ду неподтянутости тылов, а командование этого не знало, не заме­чало».

Сталин мог позволить себе такой тон. В варшавской авантюре все было сделано вопреки его замыслам, расчетам и предупрежде­ниям, но катастрофа разразилась, и амбиции ее организаторов стоили слишком больших жертв. На ее последствия нельзя было смотреть сквозь пальцы.

Логика его рассуждений была неопровержима: «Если бы ко­мандование предупредило ЦК о действительном состоянии фрон­та, ЦК, несомненно, отказался бы временно от наступательной войны, как он делает это теперь. То, что Варшава не была взята 16-го августа, это, повторяю, дело маленькое, но то, что за этим последовала небывалая катастрофа, взявшая у нас 100 ООО пленных и 200 орудий, — это уже большая оплошность командования, которую нельзя оставить без внимания.

Вот почему я требовал в ЦК назначения комиссии, которая бы, выяснив причины катастрофы, застраховала бы нас от нового раз­грома. Т. Ленин, видимо, щадит командование

(курсив мой. — К.Р.), но я думаю, что нужно щадить дело, а не командование».

Извечный вопрос «Кто виноват?» в варшавском провале не был снят на конференции. Страсти вокруг этой темы долго не утихали и после Гражданской войны. Эмоциональный «приговор» одному из участников варшавской авантюры — при обсуждении книги В.А. Триандафилова «Характер операций современных армий» — в 1930 году огласил один из участников дискуссии. С возмущением он бросил в лицо Тухачевскому «приговор»: «Вас за 1920 год ве­шать надо!»

Выводы, к которым пришел Сталин в объяснении причин пора­жения, не устраивали ни Политбюро, ни Реввоенсовет, ни Ленина. По существу виновны они были все, но не желали признавать оче­видного. Сталин понимал это и, не рассчитывая на поддержку, вскоре обратился с просьбой освободить его от военной работы. Такой шаг стал своеобразным протестом, и Политбюро удовлетво­рило его просьбу. Правда, частично: освободив 1 сентября Сталина от обязанностей члена РВС Юго-Западного фронта, оно оставило его членом РВС Республики, но он получил отпуск, о котором про­сил еще в начале августа.