Читаем Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения полностью

Сила профессиональных интеллектуалов (англосаксонские либералы здесь всем «добрым молодцам урок») не только в национальной ориентированности, но и в господстве в их деятельности положительной профессиональной активности над «общественно-политической», идеологической. У русской интеллигенции все было с точностью наоборот. В этом плане, думаю, интеллигенция как конкретно-историческим слои можно определить, во-первых, как группу, в деятельности которой общая, т. е. идеологическая и политическая сторона господствует над специализированной, профессиональной. Во-вторых, это группа, для идейноинтеллектуальной деятельности которой характерна гипертрофия социального критицизма над «полезной профессиональной» (как говорили до революции) работой – вплоть до полного отрыва от последней и превращения в самостоятельную функцию. Последняя реализует себя поведенчески в двух типах. Первый – болтуне-реформаторе, краснобае (классика – Керенский; на еще более позорные разновидности мы насмотрелись во время перестройки, породившей немало «оральных политиков»). Второй – более серьезный, он представляет законченную форму отрыва политико-идеологической интеллектуальной составляющей от узкопрофессиональной. Это профессиональный революционер, типаж из «партии нового типа» Ульянова-Ленина. Именно этот тип (включая Ленина) есть логическое завершение интеллигента как социального агента. И как крайняя форма он с необходимостью есть (само)отрицание и самопреодоление интеллигенции (отсюда – презрительное отношение большевиков и Ленина к интеллигенции).

Кстати, оба типа, о которых идет речь, особенно второй, адекватны лишь смутореволюционным временам, а после них сразу изгоняются или уничтожаются, что и произошло в России/СССР в 1920-30-е годы. Судьба «ленинской гвардии» сложилась в полном соответствии с законами истории и революции. Кроме того, массово, системно идеологизированная власть не нуждалась в «идеологическом слое» и не собиралась терпеть его.

Наконец, в-третьих, в отличие от профессиональных интеллектуалов ядра, ориентированных на свою страну, традицию, государственность и умело подающих и продающих эту частную, особую традицию как общую, универсальную, которую все остальные должны заимствовать, имитировать и т. д. («делай с нами, делай как мы»),

полупериферийная интеллигенция, в том числе русская, отвернута от своей национальной традиции, оказывается чужда ей. Она развернута в сторону западной традиции, которую считает универсальной, общечеловеческой нормой. И ради этой нормы, вовсе неуниверсальной на самом деле, отвергают и критикуют национальную. Отсюда резко отрицательное отношение интеллигенции к национализму и патриотизму. Вот что писал по этому поводу весной 1904 г. А. Суворин: «… образованная Европа во главе с Англией… считает, нимало не смущаясь, свои родные интересы обязательными для всего человечества. Стояние же за международные и общечеловеческие интересы русских людей доказывает только, что эти русские люди, игнорируя родные интересы, показывают себя нулями и в общечеловечестве (с Англией, а сегодня – с Америкой во главе. – А.Ф.)
потому относятся к нему как крепостные к барину».

VII

Ощущая неприязнь и непричастность к своему, местному, т. е. в данном случае к русскому/советскому, а то и просто вражду (вплоть до плохо скрываемой или даже неприкрытой радости по поводу поражений в Крымской, Японской, Первой мировой, Великой Отечественной, «холодной» войнах) интеллигенция – русская и советская – саму историю своей страны писала с негативных, антисистемных позиций – как историю революционной, освободительной борьбы себя любимой от царизма/ тоталитаризма. В результате ошельмованными и оболганными оказывались наиболее сильные личности русской истории и государственности, крепившие державу (например, лучший русский царь Николай I) и курился фимиам тем, кто ее не укреплял (как минимум), а то и просто был записным русофобом (Александру I и особенно Александру II «освободителю»). Ну а героями назначались борцы с государством – декабристы, народовольцы, большевики, диссиденты, наделявшиеся высокими моральными качествами (в СССР в 1970-е годы в театре «Современник» даже шел цикл спектаклей – «Декабристы», «Народовольцы», «Большевики»).

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

История / Политика / Образование и наука