Читаем Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013 полностью

Диктор:''Очевидно, что сексуальная сторона отношений с Лидией тогда много значила для Бердяева, он страстно хотел, чтобы возлюбленная не была пассивной, чтобы не только он, но и она желала их близости.  Гармонии телесного и душевого не получилось – сохранились многие свидетельства, что их брак был  духовным союзом, - во всяком случае, спустя несколько лет это наверняка было так.  Сестра Лидии утверждала, что так было с самого начала их совместной жизни – они жили как брат с сестрой. Судя по всему, в молодости Бердяев представлял себе их жизнь совсем иначе''.

Борис Парамонов:

Волкогоновой кажется, что тут какая-то вина Лидии должна быть инкриминирована – плохо, мол, постаралась, другая на ее месте добилась бы своего. Бердяев, получается, был вроде бы и не против, да Лидия оказалась не на высоте.


Потом с такими же подробностями, вопрошаниями и многоточиями пишет Волкогонова о Евгении Казимировне Герцык:

Диктор:  ''Косвенным  доказательством моего предположения о том, что Евгения, в отличие от Лидии, попробовала решить для Бердяева роковую проблему пола, может служить ее письмо к подруге Вере Гриневич''.

Борис Парамонов:  Дальше цитировать не буду – всё те же бабьи пересуды, всё то же глухое непонимание, что бывают сексуальные ситуации, в которых женщины неуместны. В фильме Этторе Сколла ''Особый день'' женщина (Софи Лорен) сумела склонить к сношению гомосексуалиста (Марчелло Мастрояни), но он говорит после: это ничего не значит и ничего не изменит. Ольге Волкогоновой хотя б этот фильм посмотреть. Впрочем, она б не поверила, что ничего изменить нельзя.


Конечно, этот сексуальный сюжет – не единственное в книге Ольги Волкогоновой. О Бердяеве рассказано кое-что и помимо этого. Но речь идет в основном о событиях и людях того времени, о совместных культурных предприятиях, о многочисленных и ярких кружках тогдашней духовной элиты – всё это в достаточно нейтральном тоне экскурсовода, ведущего посетителей-школьников старших классах по комнатам некоего музея. И опять же всякого рода бытовые подробности: а в каком году и в каком доме жил Бердяев, и сколько комнат было. Когда сюжет дошел до изгнания Бердяева, то много говорится о разного рода эмигрантских организациях, их съездах и расколах. Всё это материал, не лишенный интереса, но сам Бердяев за этими разговорами отходит на второй, а то и на третий план. Кое-что, конечно, Волкогонова говорит о книгах Бердяева – о ''Смысле творчества'', о ''Новом Средневековье'', какие-то бердяевские сюжеты представляет сама и представляет читателям. Но цельной фигуры единственного в своем роде русского мыслителя не получилось, мы его не видим. Не понимаем, почему и как Бердяев в русской мысли – уникальное явление. Он единственный в России философ-персоналист и этим резко выбивается из русской традиции. Но для того, что понять, просто почувствовать бердяевский персонализм, нужно по-другому увидеть самого человека в его пограничной ситуации, в его экзистенциальном одиночестве. Увидеть, что те его особенности, которые Волкогонова считает его слабостями и несчастьем, были для него воодушевляющим взлетом к свободе.


Книга Ольги Волкогоновой – плохая, мелкая, мещанская, бабья книга. А в России нашлись бы люди, способные написать о Бердяеве правильно. Например, Евгений Барабанов. Впрочем, он в Германии, но вот в России живет  Рената Гальцева, ей бы и карты в руки.


Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24553046.html


* * *



''Сталкер'' в Америке

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное