Борис Сичкин: Я – Буба Касторский

В жизни Боря был доброжелательным человеком, очень компанейским и в перерывах между съемками веселил всех. Бывает, снимают, например, сложную сцену, а те артисты, кто не занят в этот момент в кадре, или просто местные жители вдруг где-то в стороне как хором засмеются!.. Кеосаян кричит: “Стоп, что там такое происходит?” Народ разбегается, и сразу видно, что в середине стоит Сичкин, который что-то рассказывал. И лишь потом выясняется, что он им что-то такое смешное сказал, что ни один человек не смог удержаться от заразительного хохота. С Борей невозможно было больше пяти минут о чем-то серьезном говорить, он сразу переходил на юмор, но юмор его никогда не был черным, злым. Он мог своими шутками запросто поставить в неловкое положение хозяев квартиры, сказав неожиданно: “Да-а-а, бедновато вы живете, однако, птичьего молока у вас нет!” Люди терялись, потому что Боря говорил подобные вещи с очень серьезным лицом, но потом сразу понимали, что он шутит, и зла на него невозможно было держать.

Один раз были с Борей в Грозном на гастролях, и нас пригласил в гости легендарный Махмуд Эсамбаев. Махмуд повел нас в свою баню. С нами были Андрей Миронов с женой Ларисой Голубкиной. После бани сидели за столом: в центре внимания был Боря, ну и, конечно, Андрюша Миронов, который тоже мог выдать остроту. Кстати, Миронов с Сичкиным не сказать что дружили, но были в весьма добрых отношениях. У Махмуда за столом Боря шутил так, что кушать вкусности, которые выставил на стол гостеприимный Махмуд, просто не было возможности от удушающего смеха, от шуток и баек Бори. Например, он вспомнил, как один раз разыграл по телефону знакомого, очень известного композитора. Шли 70-е годы, у власти был Леонид Ильич Брежнев. Боря позвонил композитору домой и голосом генсека сказал приблизительно следующее: “Дорогой товарищ, вы такой популярный композитор у нас в стране, поэтому мы решили назвать вашим именем большое судно!” Композитор, услышав в трубке голос вождя КПСС, сразу жутко засмущался и начал оправдываться: “Ну что Вы, дорогой Леонид Ильич, зачем ради меня судно называть, не надо, я скромный человек”. Так он минут пять оправдывался перед “генеральным секретарем”.

А Брежнев” его внимательно выслушал и на прощание сказал: “Вы меня не поняли, это судно ассенизаторное, оно поплывет по Волге-матушке, будет собирать г…но и называться вашим именем”. Что испытал тот композитор, услышав подобный “комплимент” из уст генсека, можно только догадываться.

Миша Метелкин, Вася Васильев и Витя Косых. 1969

А вот другой трагикомический случай, который Боря разыграл в гостинице “Центральная” на улице Горького в Москве. Мы сидели в номере в компании нескольких крупных в Союзе концертных администраторов. Разговор шел про деньги: кто сколько зарабатывает, у кого какие левые концерты и всё в таком духе. А в те годы подобные обсуждения могли быть очень наказуемы, но компания была как бы своя и поэтому никто особо не боялся вести подобные разговоры. Ни я, ни остальные, конечно же, не знали, что до того, как войти в этот номер, Боря успел подговорить горничную: он вручил ей пачку американских сигарет, сверил с ней часы, чтобы время точно совпадало, и попросил, чтобы она минута в минуту вошла в номер и сделала то, о чем они договорились. Горничная, видимо, узнала Сичкина и поэтому согласилась на такой спектакль.

Беседы о нетрудовых доходах были в самом разгаре, как вдруг неожиданно всё это время молчавший Боря сказал: “Зря, друзья мои, вы ведете тут такие разговоры, ведь кругом понапиханы “жучки” и нас наверняка прослушивает КГБ!” Разговоры сперва немного стихли, но уже через несколько секунд все решили, что Боря их разыгрывает, и продолжили говорить о своем.

Тогда Боря сказал: “Ах, вы не верите, что нас прослушивают? Ну так смотрите, сейчас мы это проверим”. И Боря, хлопнув в ладоши, громко произнес на весь номер: “Будьте любезны, если вы меня сейчас хорошо слышите, принесите, пожалуйста, через пару минут пачку сигарет!” В номере наступила гробовая тишина, все замерли и стали ждать с надеждой на то, что это шутка. Но надежды их были полностью разрушены, когда ровно через две минуты в номер вошла горничная и сказала: “Товарищ майор, вы просили сигареты, пожалуйста, вот…” Боря Сичкин встал, подошел строевым шагом к ней, взял сигареты, отчеканил по-военному: “Большое спасибо! Вы свободны!” И сел на место. Какими были в тот момент лица всех присутствующих, трудно передать. У людей просто отвалились челюсти, и они выглядели так жалко, что, вероятно, в тот момент Боря даже пожалел про себя, что так сурово пошутил. Явно в душе все собеседники уже прощались со свободой на разные сроки и проклинали свою непредусмотрительность.