Борька (СИ)

Он взял у соседа бидон самогона в невозвратный (может быть) долг, и подался в деревню, где поселился в баньке у знакомой бабаньки, которой когда-то давно, много лет назад, и помогал эту баньку строить.

Пенсию его (он договорился об этом заранее), почтальон, который приносил её до этого на дом, теперь уже просто отправлял ему по почте.

Квартиру он сдал жильцам - и они отправляли ему деньги так же. Так что с деньгами проблем не было. Кроме того, он помогал бабке по хозяйству, так что с провизией дела обстояли нормально.

Общаться он ни с кем не хотел - он и с бабкой-то, у которой жил, виделся не очень часто, да и со всем остальным миром тоже почти никак не пересекался.

Попробовал он даже как-то хоть что-то из себя выдавить, связаться со старинным знакомым. Пересилив себя, Василич собрал всю свою силу воли в кулак, насупился и сел писать письмо.

Но, как бы он не корпел, написал он только: "Здравствуйте дорогой Мартин Алексеич! Тут всё у нас хорошо, весна вовсю, снег ещё не сошёл, но вроде бы сходит...", и на этом письмо довольно быстро закончилось, и его автор выдохся.

Всё! На этом попытки Василича встроиться в окружающий его мир закончились. Он успокоился и стал жить размеренно, в своём ритме, не обращая внимания на окружающих.

Была только одна проблема - он пил. Но теперь этот вопрос касался только его одного и никого больше, и единственное, что его занимало и удивляло - каким же образом он до сих пор ещё оставался жив.

Но, видимо, Бог всё ещё любил его, если он до сих пор ходил по земле.

И вот, в один прекрасный день, к бабке зашёл её какой-то дальний знакомый. Знакомый этот был, конечно, чуднОй.

Он представлял собой здоровенного мужика, бородатого, волосатого, с густыми грозными бровями - такими густыми, что и глаз его не было видно.

Был он одет в какие-то непонятные, неясные одежды. Так сразу было и не сказать - плохие они, или хорошие, новые или ветошь это какая-то.

Все детали его туалета даже и назвать никак было нельзя - ну просто верх да низ, штаны, да кафтан или куртка, что ли - вот, пожалуй, и всё. Был ли он чем-нибудь подпоясан - тоже неизвестно. Но каким-то куском толстой верёвки его хламида-размахайка вроде как была подвязана крупным замысловатым узлом.

Но он не был всё же этаким чудищем диким. Всё-таки было видно, что у него есть и нечто эстетически выверенное, некая тяга к прекрасному, пусть хоть даже и наивная или примитивная.

Если быть точнее - вот что. Он пришёл в венке, сделанном из цветов таких красивых и таких свежих, что вокруг него вились и садились на эти цветы пчёлы, собирая с них нектар. Это было даже целое пчелиное стадо, огромная семья.

Но пчёлы ему нисколько не мешали, поэтому он даже не отмахивался от них. Видно было, что эта привычка к пчёлам была у него сродни привычке к родне, поэтому и проявлял он к ним абсолютно безграничное терпение.

Видимо, этот знакомый регулярно наведывался к бабаньке - они несколько часов пили чай, о чём-то неспешно гуторили. Незнакомец принёс с собой несколько банок густого текучего мёда разных цветов, сразу нескольких оттенков прекрасного янтарно-жёлтого.

С ним и распивали они чаи, сидя за столом. Бабка напекла блинков - золотистых и тончайших, так что их посиделки были неторопливыми и удавались на славу.

Но Василича за стол не приглашали, тихо переговариваясь между собой - о чём, неясно.

Василич только слышал издалека, что пришедший говорил тихо, но очень невнятно, а иногда как будто бы даже жужжал: "Ой, жжесть", или "жживодёры", или, наконец, "заложники жестокого режима!". Так они и разговаривали некоторое время.

В конце этого разговора, в ответ на подаренный мёд, были вручены, и перешли из рук в руки несколько матерчатых мешочков, туго перевязанных верёвочками.

Василич подозревал, что это сборы трав - старушка выращивала травы и у себя на огороде, да и в лес частенько наведывалась, принося оттуда целые корзины и охапки различных листьев, трав, диковинных ягод да корешков.

Всё это добро высушивалось, а после расходовалось на всяческие нужды - он даже и не знал на какие. Но куда-то оно всё девалось, и сборы с травяных грядок, да и походы за травами в лес были регулярными.

Поэтому он не удивился происходящему. Ну, поменялись и поменялись - что тут такого?

Удивился он, тому - с чем пришла к нему старушка, когда гость уже ушёл.

- Василич, гость мой - Нестор-пасечник, пасека у него большая - и тебе гостинец принёс.

Он известный человек, да, кроме прочего, и медовар он тоже знатный, знаменитый. Прими вот - он сказал, что новый продукт его, опытный.

Поэтому его опробовать и хочет - но он сказал, что это всё равно лучше той дряни, которой ты заливаешься.

Эта медовуха, говорит, тебе и покой принесёт, и уныние духа твоего излечит, и здоровье твое тоже поправит. Попробуй-ка ты, милый, это. Может и правда его в этом есть.

И с этими словами старуха протянула Василичу увесистую пузатую алюминиевую флягу. Он механически взял и поблагодарил за подарок.

Ему поднесли еще и рюмочку, он налил в хрусталь кристально чистый напиток, и опрокинул стопку в рот.

Василич сделал глоток.