Борька (СИ)

Напиток был, конечно, чудесный, очень хороший.

В нём звенел и голос луговых цветов, и лесных трав, в этом напитке слышался шёпот ручья, проложенного ключевой водой от родника, бьющего из скалы.

В нём чарующе таяли голоса птиц, летящих где-то высоко - так высоко, что они раздавались уже с самого края небес.

Но в нём была и тишина озёр, и молчание рыб, плывущих глубоко в воде у самого дна.

Он снимал головную боль, облегчал любую тяжесть и унимал печаль. Душа переставала болеть, и устанавливалась благодатная тишина и умиротворённость. Устанавливался сложный и сбалансированный покой.

И в то же время медовуха пьянила, но пьянила она странно, не так, как обычно. Она как будто бы придавала сил и энергии. После этой медовухи хотелось строить и пахать, сажать деревья и стругать детей.

Ну, с детьми Василич как-то перебился, но занятия себе нашёл - например, натаскал воды из колодца для всяких нужд.

Он замочил всё своё бельё - чтобы оно начало стираться. Потом постирал его - грязного белья накопилось уже порядочно - повесив сушиться на верёвке, натянутой между двумя жердями во дворе.

После этого он взялся за поленницу дров, сложенных на краю двора, да и переколол их все. Получилось здорОво и даже как-то свирепо.

Нешуточно вспотев в процессе колки, он в финале присел на пень, на котором орудовал колуном, в одних трусах (а колол дрова он именно так), вздохнул, вытер пот, и пошёл мыться в баню - баню он начал протапливать загодя.

Так и прошёл весь остаток дня.

Попарившись в бане, он почти моментально повалился и уснул как ребёнок.

Надо сказать, что эту медовуху Василич пытался пить долго (по крайней мере, старался это сделать) - экономил, как мог, растягивал удовольствие.

Но фляги всё равно хватило только на три дня.

И вот это уже было ударом под дых.

Неделю Василич ходил трезвый и злой. Но время шло, а ничего само собой не менялось - становилось само собой ясно, что что-то надо было делать.

Первое, что он сделал - это пришёл к бабаньке с вопросом - "Как бы ещё медовухи этой достать?" - но она не знала ответа на этот вопрос.

- Это ведь редкий ГОСТЬ, заходит очень нечасто. Он появляется, когда сам этого хочет, так же и уходит. Да и где его искать - я не знаю. Так что, помощи в его поисках я оказать не смогу тебе, Василич. Ищи его ещё как-нибудь.

Дальше было так...

Он прошёл по деревне, и расспросил всех немногочисленных жителей о странном медоваре. Но никто ничего о нём не знал - вроде что-то и слышали о чудесном напитке, прекрасной волшебной медовухе - однако ничего конкретно сказать ничего не могли.

Ни "кто", ни "где", ни "как найти" - ни-че-го.

Василич искал-искал, под конец уже чуть ли не землю рыл, да бил копытом - но его поиски никаких результатов не дали. А выпить хотелось - он стал искать что-то другое.

Один его знакомый алкаш Димон, из другой деревни, сказал, что есть поблизости пара самогонщиков, у которых что-нибудь можно спросить.

Через пару дней он принес бутыль некой жидкости. Выглядел этот напиток, конечно, не очень, да и пах специфично, но, судя по всему, делать было нечего

Димон рассказал, что смог найти только это. При этом божился и клялся, что сам это попробовал, и ничего с ним уже не случилось.

- Поэтому - сказал он - надо брать (так сказать) то, что дают. А если уж потом что-то получше и найдётся - то это же очень естественно. Это мы и называем - сказал он, подняв корявый палец вверх - это мы и называем "ЭВОЛЮЦИЕЙ".

После этого Василич и Димон налили по полстакана и выпили. Как и ожидалось, ничего хорошего этот напиток не сулил. Было в нём что-то этакое - что-то нечеловеческое.

По крайней мере, грусть и хандра нападали вполне маниакального характера. Вспоминались какие-то грустные и неприятные вещи, всё внутри как-то слабело.

Светлые и искристые воспоминания тускнели, покрывались патиной. И выплывала беспросветная муть настоящего, и ещё более безотрадное будущее - будущее, не сулившее ничего хорошего, и даже ещё большие страдания и тоску.

Именно поэтому посиделок никаких устраивать и не хотелось. Ведь молчаливое созерцание безысходности никому не было способно принести удовольствия, а уж Василичу тем более.

Он отдал деньги за спиртное, да и спровадил Димона. Ему хотелось побыть одному...

В этот раз запой длился почти целую неделю. И на этот раз на пятые с половиной сутки Василич выполз из бани на свет божий совсем уже без сил.

И вылез оттуда он уже не в человеческом облике. Ну, с одной стороны, всё вполне логично. Такое с любым может быть - попей горькую с неделю, так можно и человеческий облик потерять.

Но не так же!!!

На разъезжающихся ногах с мутной тяжёлой головой выполз он на солнечный свет, чтобы встретить это мрачное утро. Голова раскалывалась, глаза не смотрели вообще, поэтому вышел он - как смог. А смог он идти только на четвереньках.

Таким манером он дополз до бочки с водой, но понял, что наверх уже не дотянется. Бочка подтекала, под ней стояла лужа - он морщился, жмурился, но пил из лужи.