Борн

Морд же, разогнавшись так, что тряслась вся его шкура, отчего он выглядел еще страшнее, показался в тылу обсерватории, бросился вперед и с гортанным боевым рыком раздавил ракетные установки, растоптал в пыль и прах тех, кто их обслуживал. После чего занялся самой обсерваторией. Не оставил ни сверкающего стекла, ни стальных полос, поддерживавших купол, все мигом перекосилось, покорежилось, будто от прямого попадания метеорита или от всеразрушающего времени, тогда как в действительности это было дело Мордовых лап.

В обсерваторию потянулись последыши, что не предвещало Морокунье ничего хорошего, их массивные золотые фигуры карабкались на стены и кувыркались вниз, словно собираясь заполнить здание и развалить его собственной массой. В голове у меня возник образ пузыря, заполняющегося кровью, по мере того, как армия Морокуньи возвращалась в свое исходное состояние, то есть – в тлен.

Однако и Морду досталось. Хотя резкие движения притушили ревущее пламя на его башке, паленая шерсть в том месте почернела и пропиталась кровью. По беззвучно раззявленной пасти и лапе, судорожно прижатой к щеке, становилось понятно, что теперь Морд должен найти берлогу, чтобы залечь в нее и спокойно исцелиться. Когда последыши устремились на территорию обсерватории, сам он полетел к югу, туда, где неподалеку от здания Компании находились широкие отстойники, полные отбросов и позабытых биотехов. Морд сунул голову в жижу, топя в ней свою боль, и лежал так, пока рана не покрылась толстой коркой грязи.

Пока он там лежал, ожила какая-то древняя защитная система Компании, таящаяся в прудах. Дряхлый, серый левиафан, с жабрами и чешуей, поднялся из мутных вод и цапнул Морда за бок. Тварь, походившая скорее на игуану, чем на рыбу, широко распялив пасть, двигалась неуклюже, демонстрируя утрату конечностей. Сцена разыгрывалась перед нами точно в аквариуме: драка между двумя случайными созданиями, помещенными туда богом, решившим проверить, сможет ли акула победить медведя. Схватка закончилась едва начавшись: Морд прихлопнул тварь лапой, выдавив ей мозги, левиафан повалился на берег как нечто, никогда не бывшее живым.

Зрелище казалось фантасмагорией, однако я еще не рассказала вам о самом чудесном. О том, что со временем превратило этот день из мифического в легендарный, в такой, который не может приукрасить самый смелый фантазер. Морд, расстроенный, похоже, слабостью обсерватории и жалкой попыткой левиафана затеять драку, все еще кипел от ярости и в поисках мести обратил свой гнев против Компании.

Мы в ужасе наблюдали то, что я теперь едва могу описать. Морд снес верхушку здания, словно это был трухлявый улей. Один взмах лапы – и обломки верхних этажей улетели далеко на запад, в пустыню за городом. Потом он принялся старательно выковыривать содержимое и, возя огромным языком в лабиринте камней и пластмассы, вылавливал крошки сладкой плоти, выплевывая прочее. В его взгляде не осталось ничего человеческого, один лишь неутолимый голод. Это был воплощенный кошмар. Люди и биотехи выпрыгивали из разломанного улья прямо в отстойники, где их ждала смерть. Морд не обращал на них внимания.

Эскадрилья бесполезных вертолетов, чьи лучшие времена явно остались позади, попыталась подняться в воздух откуда-то из глубины здания, но Морд, взлетев вслед за ними, посбивал их на землю. Некоторые обломки упали неподалеку, другие – вонзились в песок окружающей пустыни, и уже через минуту казалось, что они лежали там испокон веков.

Тогда в бой вступила последняя линия обороны. В небо поднялся рой биотехов, напоминающих ос или саранчу. Их плотная, темная туча окружила Морда, но тот, издав низкий, рокочущий хохот, широко разинул пасть и принялся летать сквозь рой туда-сюда, словно кит, набивающий брюхо крилем, до тех пор, пока от дронов не осталось почти ничего, лишь мизерные объедки, рассеявшиеся где-то у горизонта.

Так радостны, так свободны были в тот момент движения Морда, что мне невольно подумалось: нападение Морокуньи и рефлекторная атака левиафана послужили Медведю предлогом для разорения здания Компании. Поводом совершить то, что он давно собирался.

Защита пала, разверстая Компания лежала перед Мордом, он же закапывался все глубже внутрь, разгребая когтями металл, камень и тела людей. Каждый раз, находя богатую добычу, он поднимал морду, чтобы вопящий комочек окровавленной пищи легче проскальзывал в глотку. Даже издалека было видно алое пятно, растекающееся по его морде.

Мы загипнотизированно смотрели, потрясенные зрелищем мучений, но наконец все успокоилось. Морд, насытившись, подхватил труп левиафана, разодрал его и презрительно швырнул внутренности вместе с позвоночником на вершину кучи, в которую превратилось здание. На этой финальной ноте медведь улетел прочь.