Борн

Возможно, я надеялась, что если проигнорирую ультиматум Морокуньи и буду избегать попыток Вика обсуждать ситуацию, то и ультиматум, и Морокунья просто исчезнут, пропадут, словно их никогда и не существовало в природе, а перед нами внезапно откроется светлый путь к сохранению Балконных Утесов и самих себя.

Но у Морокуньи были иные планы на сей счет.

Через десять дней после того, как я услышала об ультиматуме, Вик показал мне тайный ход, расположенный почти у самой вершины Балконных Утесов, куда надо было подниматься по шаткой железной винтовой лестнице, такой узкой и крутой, что без проблем пройти по ней мог разве что цирковой акробат. Поднявшись, вы попадали в крошечную, незаметную каморку, где можно было только стоять. Вентиляционные отверстия в потолке выходили на поверхность футах в двадцати над землей. Там, прямо под ногами, начинался подземный ход на запад.

Из него остро воняло плесенью и дождевыми червями, однако где-то далеко впереди пробивался тусклый свет. Нужно было как-то протиснуться по этому ходу, настолько тесному, что локти задевали стены, а одежда елозила по коже, заставляя потеть. Ход заканчивался на вершине крутого обрыва, смотревшего с западной границы на остатки города. Открывалась эдакая узкая треугольная панорама, которую нельзя было увидеть ни снизу, ни сверху.

Вик получил некую наводку от кого-то, отчаянно нуждавшегося в мемо-жуках. Я предполагала, что информация может оказаться ложной, а Вику просто захотелось отдохнуть от своего бассейна и проветриться, но пошла.

И вот, рассматривая виды в бинокль, я должна была сознаться, что все это – правда: бешено-золотой отблеск солнца на лопнувшем куполе обсерватории – цитадели Морокуньи на северо-востоке – почти ослеплял, но он не был больше единственным. Ниже, под этим искусственным мысом, и кое-где к югу виднелись блики поменьше, отмечая огневые позиции. Три дня назад их еще не было.

На юго-западе находилось здание Компании: белый одутловатый овал, огромное яйцо, породившее столько хаоса и ненависти и все же продолжающее разными способами нас питать, пусть нам и не всегда по вкусу было это питание.

Точно в центре панорамы на расчищенном перекрестке сидел Морд и вылизывал свой мех. Даже свалявшийся и замазанный кровью, мех этот тускло сиял на солнце, а вокруг виднелись плотные силуэты дозором рассевшихся последышей. Закончив чиститься, Морд вырвал из земли стройное деревце и, ухватив его за крону, принялся корнями чесать себе спину. Затем начал кататься в пыли, видимо пытаясь унять зуд. От рева и стонов затряслась земля. Кто знает, сколько при этом он раздавил скелетов, лежавших в той пыли?

Низина была никому не принадлежавшей землей: широкое пространство, заполненное зданиями, дворами, бывшими торговыми центрами, музеями, деловыми кварталами, редкими деревьями и кустарниками, на фоне которых ярко выделялись оранжево-зеленые жилы «мха Компании», покрывавшего камни. Издали этот район казался миражом возвращения цивилизации, торжества закона и культуры. А заодно напоминал, как много для этого следует сделать.

Мало какое здание теперь насчитывало более пяти этажей: Морд желал беспрепятственно просматривать окрестности, отправляясь на прогулку, и привел дома в соответствие с собственным строительным кодексом. Местами дома выглядели так, будто какой-то великан играл в шары на равнине, превратив все препятствия в груды щебня. Местами же они вроде как сохранились снаружи, однако внутри все равно были сильно повреждены.

С землей в низине все было непросто, она не была ни мертвой, ни живой, одушевленное в ней спорило с неодушевленным. В этой борьбе участвовали не только всякие банды и мусорщики, неразличимые для нас с обрыва. Там, в песчаной почве, таилась жизнь Компании, заброшенная, рассеянная, как семена одуванчиков. Таилась и ждала капли воды или, скажем, капли крови, чтобы прорасти и стать чьей-то добычей на поле битвы. Никто не мог предсказать, где и когда это произойдет, но покинутый, бесхозный участок, отравленный масляными лужами и черной плесенью, мог через неделю, через год или столетие вдруг разродиться странной жизнью.

А вот с небом все было давно определено: его злая, горячая синь принадлежала Морду. Как и любое место, куда ему приспичит приземлиться, принадлежало ему, пусть и разрушенное им же. Подземный мир… Теперь там пытались хозяйничать последыши, однако в основном подземье было отражением наземных войн, в свою очередь зависящих от протяженных туннелей, старых сетей метро и подвалов зданий, от которых на поверхности не осталось даже воспоминаний. Растущее влияние Морокуньи говорило, что именно оттуда поднимется волна, которая когда-нибудь унесет нас прочь.