Бородинское поле

Кузьма Акулов, удобно расположившись в танке, плотно закрыл все люки - на всякий случай, чтоб кто-нибудь нежданный-нежеланный не пожаловал к нему в гости. Больше всего он опасался своих: мол, придет Елисей, доложит начальству, а те, не поняв его искреннего замысла, пошлют сюда людей, приказав им вернуть Акулова в полк живым или мертвым. Такая мысль и в самом деле появлялась у Брусничкина, но осуществить ее уже не представлялось возможным. Цымбарев догнал свой полк на марше возле деревни Псарево, когда уже на окраине Семеновского три наших танка вели перестрелку с головными отрядами немцев. Путь к Акулову был закрыт.

Наглухо закупорив себя в бронированном колпаке, Акулов предавался, как это ни странно в его положении, спокойным раздумьям о жизни. И думал он не о том, правильно ли он поступил - его решение было окончательным и бесповоротным, оно не вызывало в нем никаких сомнений, - а просто, перебирая в памяти всю свою жизнь год за годом, вспоминая своих родных, близких, друзей и просто знакомых, он силился представить себе ту жизнь, которая будет уже без него и после него. Теперь в его сознании все решительно делилось на две части: одна - "до" и другая - "после". Все, что было "до", то есть при его жизни, казалось естественным, не вызывающим ни сомнений, ни огорчений, хотя не все было гладко. Рос он без отца под присмотром матери и старшей сестренки. Отец прошел империалистическую и не вернулся с гражданской. Командовал он красным эскадроном. И, как сообщало военное начальство в официальной бумаге, присланной матери, в атаке под Перекопом был зарублен белыми. Кузьма плохо помнил отца - он представлялся ему тихим, ласковым и застенчивым, даже не верилось, что такой мог скакать на лошади с обнаженным клинком. Росший без отца, он с детских лет привык внимательно присматриваться к людям, изучать, наблюдать, ценил в человеке прежде всего искренность, правдивость и не терпел фальши. Людей делил на две категории: лживых и правдивых. Первых сторонился и презирал, ко вторым льнул всей душой и доверялся беспредельно. Таких Кузьма встречал в своей жизни немного. Среди них на первое место он ставил комиссара Гоголева. Акулов вспомнил их разговор, когда формировался полк.

- Вы где вступали в партию, товарищ Акулов? - спросил тогда Александр Владимирович, глядя весело, доверчиво, словно они были давнишние знакомые.

Кузьма ответил, почему-то обрадовавшись:

- У себя в деревне. Это когда я секретарем сельсовета работал. - И засмущался последней фразы своей: "К чему такое ввернул? Еще подумает, что хвастаюсь". Хотя своей секретарской должностью он гордился.

- У вас большая семья?

- Семья? - удивился вопросу Акулов. - Мама да я. Да еще старшая сестра, но она замужняя, свою семью имеет.

- А ваш отец?

Гоголев так посмотрел на Кузьму, будто был не просто знаком, а дружен с его отцом. И Кузьма обстоятельно рассказал. А вскоре - это уже когда Гоголев взял его к себе в ординарцы - комиссар стал для Акулова отцом. Так считал Кузьма, не знавший до этого отцовской ласки. Он был предан своему начальнику и боготворил его. В Гоголеве он видел одного из тех людей, о которых много читал. А книги он любил.

Акулов никогда не сетовал на свою судьбу, жил "как все", со своими радостями и печалями, с тревогами и надеждами, с сомнениями и мечтой. А главное, что жизнь его в последние два года перед призывом в армию слилась с жизнью, интересами и заботами односельчан так, что для личного, своего не оставалось места. Секретарь сельского Совета - это вам не просто какой-то чиновник, который знает "от" и "до", это деятель государственный, представитель советской власти. Так понимал свое место в жизни Кузьма Акулов, дорожил этим местом и гордился. Его как-то не очень беспокоили такие мелочи, как нехватка лишней копейки в кармане, чтоб купить новые сапоги или рубаху, что не всегда он был сыт и курил самые дешевые папиросы, что часто приходилось недосыпать и не всегда у него была возможность пособить нуждающимся. Не в этом ведь главное. Главное в идее, в которую он верил и которую исповедовал, главное в том, что трудности эти - временные, что завтра будет все иным, настанет светлый день, придет та жизнь, за которую ходил в жаркие атаки его отец.