Бородинское поле

Полковник Гуттен видел позорную, по его мнению, картину не отхода и даже не отступления, а бегства полков первого эшелона их дивизии. Через оборонительные позиции, занимаемые полком Гуттена, проходили не подразделения регулярных войск, а какой-то сброд физически и нравственно надломленных и растерянных людей, многие из которых не имели оружия. Из отрывочных, сумбурных рассказов этих бегущих, которых Гуттен даже стыдился назвать своими соратниками, он узнал, что ночью советские солдаты ворвались в их окопы, завязался скоротечный рукопашный бой, жестокий и кровопролитный… В итоге многие солдаты фюрера пали смертью храбрых, раненые остались на поле боя, иные взяты в плен, от полка уцелело не больше батальона. И самое немыслимое безобразие, что до глубины души возмутило полковника, - это сообщение о том, что вся полковая артиллерия в целости и исправности, все минометы и тяжелые пулеметы с боеприпасами оставлены неприятелю. Неслыханный позор, которому Густав Гуттен не мог найти не только оправдания, но просто объяснения.

Успешная ночная атака русских, занявших передовые траншеи немецкой обороны, если не удручающе - этого не мог допустить Гуттен, - то, во всяком случае, и не ободряюще подействовала на солдат да и на некоторых офицеров его полка, таких, например, как командир второго батальона майор Розенберг, просивший усилить его танками.

Полковник вспомнил, как в ночь под Новый год лейтенант Кольб провозгласил тост за то, чтобы каждый солдат и офицер убил на Восточном фронте не менее десяти русских. Гуттен тогда осторожно поправил своего ретивого адъютанта:

- Десять коммунистов, Август.

- Не вижу разницы между коммунистами и русскими, - отозвался изрядно захмелевший толстяк майор Розенберг. - Одна цена. Все они славяне, все - исконные враги Германии и фюрера.

Шли вторые сутки, как полк прибыл на Восточный фронт, и ни он, полковник Гуттен, ни его адъютант лейтенант Кольб не убили ни одного русского, а майор Розенберг доносил, что его батальон понес потери от массированного огня русской артиллерии.

Полк Гуттена занимал оборону по восточной опушке леса, смешанного, со множеством полян, кустарников и мелколесья. Полковник считал эту позицию удобной: тылы были укрыты в лесу. Правда, на правом фланге, на участке первого батальона, местность была открытая, но зато перед окопами серой от кустарников змеей извивался овраг, служивший препятствием для танков. Оборонительный рубеж был оборудован загодя - железобетонные колпаки на пулеметных гнездах, блиндажи, окопы полного профиля, соединенные ходами сообщения, траншеи, колючая проволока, минные поля - словом, все условия для длительной жесткой обороны, способной сдержать мощный натиск наступающего противника.

В тылу первого батальона, в большом селе, от которого уцелело меньше половины строений, располагался штаб дивизии, а невдалеке от него, на опушке леса, между стыком первого и второго батальонов, - штаб полка.

Густав Гуттен не любил засиживаться в штабе, он предпочитал управлять боем со своего НП, где кроме адъютанта и ординарца - постоянных спутников полковника - находились еще два солдата и ефрейтор.

До полудня полковник побывал в ротах первого и второго батальонов, выслушивал доклады офицеров о готовности сражаться до последней капли крови, в изумленных и таких пытливо-пристальных взглядах солдат читал немые вопросы, на которые у него не было ответов. И тогда он обращался к ним с прочувствованным напутствием:

- Солдаты! Нам выпала высокая честь нанести решающий удар по коммунистам. Я верю, что как и на реке Сер, так и здесь, у стен русской столицы, вы не дрогнете. Мы снова покажем всему миру, на что способен… - он хотел сказать "непобедимый", но, вспомнив отступающие полки первого эшелона, опустил такое привычное, любимое им слово, после некоторой паузы продолжал: - солдат великой Германии. Мы выполним приказ фюрера и не отступим ни на один сантиметр…

Ему хотелось говорить еще и еще возвышенные и клятвенные слова, хотелось сказать о том, что вверенный ему полк не допустит позора, но перед глазами так еще зримо стояла картина бредущих без оружия, раненых и обмороженных, морально подавленных солдат, и он решил, что лишние слова могут снизить весомость сказанного.

Не заезжая в штаб, полковник прямо из второго батальона направился на свой НП, расположенный на косогоре менее чем в полукилометре от КП. Отсюда в этот ясный морозный солнечный день далеко просматривался правый фланг обороны полка - там находился сейчас первый батальон, - хорошо был виден и передний край до самых окопов первого эшелона, оставленных прошлой ночью соседним полком и занятых русскими.